Кровь и мёд

Мы с Анселем дождались конца процессии и сами присоединились к ней, направившись в чащу леса. Вскоре моих сапог коснулся хвост Абсалона. Хуже того, он был не один – рядом возникла черная лиса. Она скрывалась в тени неподалеку, через каждые несколько шагов вынюхивая меня и сверкая янтарными глазами. Ансель пока ее не заметил, но я знала, что скоро заметит. Скоро ее заметят все.

Я никогда не слышала о том, чтобы человеку доводилось привлечь к себе сразу двух матаготов.

Не зная, куда деваться от тоски, я уставилась на золотисто-каштановую косу Габи, которая виднелась впереди. Они с Исме сбавили шаг, когда мы вошли в серебристую березовую рощу. Снег усеивал тонкие ветви деревьев, освещенный мягким белым светом, – вокруг нас замерцали feu follet[12]. По легенде, они манили человека за собой к самым сокровенным его желаниям.

Мать когда-то рассказывала мне о девочке-ведьме, которая за ними пошла. С тех пор ее никто никогда не видел.

Схватив Анселя крепче, когда он увидел блуждающие огоньки, я пробормотала:

– Не смотри на них.

Он моргнул, остановился и потряс головой.

– Спасибо.

На березовых ветвях висела, мерно покачиваясь на ветру, дюжина глиняных горшков. Красновато-бурые символы, всегда разные, были изображены на каждом из них, и с большинства горшков свисали колокольчики-ветроловки с перьями и бусами. Несколько неукрашенных горшков, похоже, были такими древними, что символы на них уже давно осыпались. Ля-Вуазен и Коко одновременно достали из-под накидок одинаковые кинжалы. Каждая из них опустила воротник, провела лезвием по груди и свежей кровью нарисовала новые символы поверх выцветших. Когда они закончили, Исме подошла к ним, взяла кинжал и точно так же полоснула себя по груди.

Словно зачарованная, я смотрела, как она рисует на горшке своего сына последний символ. Когда Исме повесила его рядом с остальными, Ля-Вуазен обернулась к процессии. Все глаза обратились к ней.

– Да вознесется его прах и его дух. Покойся с миром, Этьен.

Исме сдавленно всхлипнула, и Ля-Вуазен склонила голову, завершая незамысловатую церемонию. Сестры поспешили утешить Исме.

Коко вышла из толпы и нашла нас. В глазах ее до сих пор блестели слезы. Она решительно запрокинула голову и тяжело вздохнула.

– Я не стану плакать. Не стану.

Я предложила ей руку, и она взяла меня под локоть, словно мы с ней и Анселем были звеньями одной цепи. Порез на ее груди все еще кровоточил, пропитывая ворот платья.

– Ты имеешь полное право плакать на похоронах, Коко. Да и вообще когда пожелаешь, раз уж на то пошло.

– Легко тебе говорить. От твоих слез не может вспыхнуть весь мир.

– Как же круто это звучит. – Она слабо хихикнула, и у меня потеплело на сердце. Очень давно мы не говорили с Коко вот так легко. – Здесь очень красиво.

Ансель кивнул на горшок Этьена, на котором все еще блестела кровь Исме.

– А что значат эти символы?

– Это чары.

– Чары?

– Да, Ансель. Чары. Они защищают наши останки от тех, кто мог бы использовать их в порочных целях. Наше колдовство живет и в нашем прахе, – объяснила Коко, когда Ансель нахмурился. – Если мы развеем его по земле, это лишь придаст нашим врагам сил. – На этом она виновато посмотрела на меня, но я только пожала плечами. Наши племена могут враждовать сколько угодно, но мы – не такие.

Слезы снова выступили на глазах Коко, когда она посмотрела на горшки. И на Исме, которая все еще причитала под ними.

– Я его даже почти не знала, – прошептала Коко. – Просто… все это… – Она обвела рукой рощу и понурила голову. Ее рука безвольно обвисла. – Все это из-за меня.

– Что? – Отпустив локоть Анселя, я повернулась к ней и схватила за плечи. – Нет, Коко. Ты ни в чем не виновата. Твой народ никогда не стал бы винить тебя за все, что здесь случилось.

– В том-то и дело, разве нет? – Она яростно утерла глаза. – Им стоило бы меня винить. Я их бросила. Дважды. Они мерзнут, голодают, им так страшно, а их собственной принцессе и дела до этого нет. Я должна была быть здесь, Лу. Должна была… не знаю…

– Что? Изменить погоду? – Я накрыла ее ладони своими и тоже утерла ей слезы. Они обожгли мне кожу, но я не отпрянула. Только быстро-быстро заморгала, чувствуя, что и сама вот-вот расплачусь. – Собственноручно одолеть Моргану? Ты ведь не знала, Коко. Не вини себя.

– Нет, знала. – Она сдернула венец с головы и сердито посмотрела на сверкающие рубины. – Как я могу возглавить этих людей? Как могу смотреть им в глаза? Я знала, что они страдают, и все равно сбежала, а им стало только хуже. – Она бросила венец в снег. – Никакая я не princesse.

К моему удивлению – возможно, потому что я уже позабыла, что он стоит рядом, – Ансель наклонился поднять венец. До невозможности бережно он водрузил его Коко на голову.

– Теперь ты здесь. Вот что важно.

– И ты наша принцесса, mon amour, – сказала Бабетта, возникая рядом. Она улыбнулась Анселю – искренне, не лукаво – и поправила венец. – Даже не будь ты принцессой по крови, сердцем ты осталась бы ею. Никому так не важны чужие судьбы, как тебе. Ты лучше всех нас.