«
Амелия проводила Джозефа до квартиры в Кенсингтон-парке. Не опасаясь косых взглядов и сплетен, так как, по мнению леди, ниже было пасть невозможно, она всю дорогу придерживала мужчину под руку и за талию.
Фостеру досталось. При задержании, которое произошло на глазах всей редакции, джентльмен получил несколько увесистых ударов дубинкой по голове и ногам, хотя и не проявлял открытой агрессии по отношению к инспектору.
Остановившись у крыльца, Говард отняла руку от спины мужчины и отошла на пару шагов назад.
– Напейся и выспись, – тепло улыбнулась Амелия, скользя взглядом по измученному лицу джентльмена. – Завтра в твоей газете выйдет опровержение и публичные извинения, сможешь вернуться на работу. Может быть, даже подзаработать на этом скандале.
Журналист печально усмехнулся. Возникла неловкая пауза. Молодые люди смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
– Поднимешься? – сипло стравив застрявший в гортани воздух, пробормотал Джозеф. Амелия отрицательно качнула головой.
– Прости, но мне нужно идти…
– К нему? – остро и холодно произнёс журналист.
– Прошу прощения? – наигранно удивилась Амелия.
– Ты изменилась… – горько заметил Фостер. – Твой взгляд, жесты, ты даже говоришь более мягко.
– Не замечала, должно быть, сказывается усталость в связи с последними событиями, – непринуждённо ответила Говард, отмахиваясь.
– Ты пахнешь иначе, – голос журналиста понизился почти до шёпота, сухого, рычащего. – Ты пахнешь другим мужчиной! Я заметил это сразу, когда обнял тебя в участке.
Амелия тяжело вздохнула и отвела взгляд. Фостер и так был разбит, вымотан. Не время, ох, не время он выбрал для сего разговора!
– Американец? – не дождавшись ответа, предположил журналист. – Можешь не отвечать. Я видел вас на свадьбе, как вы танцевали. Все видели! Только слепой не заметил бы ваших симпатий. Когда это началось? Ты ещё была в нашей постели или перепорхнула канарейкой от меня к нему? Почему? Потому что он богат? – вопросы острыми иглами сыпались на тротуар, звонко ударялись о земную твердь и отскакивали в разные стороны.
Амелия продолжала молчать, не потому что ей нечего было ответить или она испытывала стыд. Леди считала, что не обязана отчитываться даже перед Богом, что уж говорить о бывшем любовнике. И всё же, когда Фостер перешёл границу и схватил её за плечи, требуя ответов, Говард заговорила. От былого трепета и заботы в голосе не осталось и следа. Внутренние черти мисс Говард вновь взяли бразды правления, превратив её язык в жалящий хлыст.
– Убери от меня руки! – холодно приказала Амелия. – Ты мне не муж, не брат и даже более не любовник. Тебя не касается, с кем я сплю и когда. Я не давала клятв верности и уж тем паче любви. Я вышла замуж, прекратила наши встречи, прогнала тебя! Неужели нужны ещё какие-либо объяснения? Фостер, ты глуп! Только что в участке ты собирался засунуть собственную голову в петлю ради женщины, которая никогда тебя не любила!
– Но я любил её и люблю! Амелия, ты бессердечна! Тебе никогда не познать истиной любви, коль ты не в силах понять, почему я поступил так, а не иначе!
– Уверен? – ядовито усмехнулась Говард, впиваясь в него пристальным взглядом.
Фостер замер, лишь его глаза продолжали жить. Они скользили по любимым, но более не принадлежавшим ему чертам лица, пытаясь проникнуть в душу возлюбленной, разгадать её, понять…
– Ты думаешь, что любишь его… – опустив подбородок, потрясённо произнёс журналист.
Амелия надменно вскинула бровь, язвительно улыбнувшись одним уголком губ, тем самым подтверждая догадку джентльмена.
– О, поверь, любовь моя, это заблуждение! Но в каком-то смысле ты права, я глуп! Правда моя глупость заключалась не в чувствах к тебе, ведь над ними разум не властен, а в нелепых надеждах на то, что я смогу собрать осколки твоей души воедино, вырвать из твоего сердца скверну и наполнить его светом. Но ты предпочла остаться во тьме, мало того – приумножить её. Знаешь почему вы с Рэнделлом сразу же спелись? Потому что оба искалечены и отравлены ненавистью к жизни. Это не любовь!
– Я сделаю вид, что не слышала сего, Джозеф. Иди и отдохни, – сдержанно ответила Амелия, поражённая проницательностью стоящего напротив мужчины, пусть и была не согласна с тем, что её чувства к Томасу являли собой лишь притяжение по причине схожести.
– Ты ничего не знаешь о нём, Амелия… Ничего не знаешь!
– Я знаю достаточно, – решив прекратить этот разговор, леди поправила шляпку и, более не говоря ни слова, направилась в сторону парка.
– Как и я о тебе! – бросил ей вслед мужчина. – Вот почему я был готов взять вину на себя!
– Не желаю более слушать этот бред, Фостер! – Говард даже не обернулась, а вскоре её изящный силуэт затерялся в толпе.
В четыре часа после полудня леди нерешительно постучала в дверь дома Томаса Рэнделла.