Кровь и песок

— Мне приходят в голову мысли, которых вы никогда не поймете,— продолжала она.— Вы кажетесь мне совсем иным человеком. Гальярдо в Севилье непохож на Гальярдо в Мадриде. Верю, что вы остались прежним, но только не для меня. Не знаю, как бы объяснить вам... В Лондоне я познакомилась с раджей... Знаете ли вы, кто такой раджа?

Гальярдо отрицательно покачал головой и покраснел, стыдясь своего невежества.

— Это индийский принц.

Вдове посланника припомнился магнат из Индостана, его смуглое лицо, оттененное черными усами, огромный белый тюрбан с крупным бриллиантом, сиявшим на лбу, и белое одеяние — множество тонких покрывал, похожих на лепестки цветков.

— Он был красив, молод, он пожирал меня таинственно мерцавшими глазами газели, но он был смешон с его восточными комплиментами на английском языке. Бедняга дрожал от холода, кашлял среди лондонских туманов, ежился под дождем, как нахохлившаяся птица, и взмахивал своими покрывалами, точно намокшими крыльями... Когда он лепетал слова любви, не сводя с меня темных глаз газели, у меня возникало желание пойти купить ему пальто и шапку, чтобы он перестал дрожать от холода. И тем пе менее он был очень хорош собой и мог на несколько месяцев осчастливить любую женщину, жаждущую экзотики. Видите ли, все дело в обстановке. Вы, Гальярдо, этого не поймете.

И донья Соль задумалась, вспоминая бедного раджу, дрожавшего от холода в своих смешных одеяниях среди лондонских туманов. Она мысленно представляла себе восточного принца в родном краю, в ореоле власти, в блеске солнечных лучей. Его медная кожа с зеленоватым отблеском тропической растительности преобразилась, приняв оттенок художественной бронзы. Он торжественно восседал на слоне, покрытом золотой попоной, спускающейся до самой земли, среди воинственных всадников и рабов, несущих курильницы с ароматическими травами; на нем пышный тюрбан, сверкающий драгоценными камнями и увенчанный каскадом реющих белых перьев, на груди — бриллианты, стан перехвачен кушаком, усыпанным изумрудами, с золотым ятаганом; а вокруг — баядерки с подведенными глазами и упругой девичьей грудью; ручные тигры; целый лес копий; вдали — пагоды с уступами крыш и колокольчиками, поющими нежные мелодии под легким дуновением ветра, свежий сумрак дворцов, зеленые кущи, под сенью которых притаились хищники. Ах, окружающая атмосфера! Повстречайся она с раджей, величественным как божество, под глубокой, точно застывшей синевой неба на его родине, сгорающей в блеске солнечных лучей, ей не пришла бы в голову мысль о теплом пальто. Она, наверное, первая бросилась бы в его объятья и отдалась бы ему, как рабыня любви.

— Вы напоминаете мне раджу, милый Гальярдо. Там, в Севилье, в национальном костюме, с гаррочей на плече вы дополняли пейзаж и были прекрасны. Но здесь!.. Мадрид —увы! — стал европейским городом. Не видно больше народных костюмов. Манильская шаль мелькнет теперь разве что на подмостках. Не обижайтесь, Гальярдо, я сама не знаю почему, по вы мне напоминаете этого индуса.

Донья Соль смотрела через окно на хмурое, затянутое тучами небо, мокрую площадь, редкие хлопья снега, на прохожих, спешивших куда-то под своими зонтиками; потом перевела взгляд на тореро и с удивлением уставилась на прядь волос, уложенную на макушке, на его прическу и шляпу,— все говорило о профессии тореро и так противоречило его современному элегантному костюму.

В глазах доньи Соль тореро был вырван из своего привычного «обрамления». Ах, этот грустный, дождливый Мадрид!.. Ее друг, приехавший сюда с мечтой о стране вечно лазурного неба, очень разочарован. Да и сама она при виде живописных групп тореро, стоящих на тротуаре против гостиницы, вспоминает редкостных животных, привезенных из солнечного края в зоологический сад, окутанный туманным светом дождливого дня. Там, в Андалузии, Гальярдо был героем, чистокровным представителем страны скотоводства. Здесь, со своим бритым лицом, он выглядит нелепым персонажем, паяцем, привыкшим к аплодисментам толпы, заурядным комедиантом с театральных подмостков, только вместо того чтобы развлекать толпу забавными репликами, он вызывает в ней дрожь, вступая в единоборство со зверем.

О, сладостный мираж солнечных стран! Обманчивое опьянение света и красок! Она могла в течение нескольких месяцев любить этого неотесанного и грубого парня, восхищаться его тупой невежественностью и требовать, чтобы он не заглушал духами привычный запах арены и конюшни, всей атмосферы цирка, насквозь пропитавшей его кожу! Да, обстановка! На какие безумства толкает она женщин!

Донье Соль припомнился день, когда ей грозила опасность быть растерзанной рогами быка. Потом завтрак за одним столом с разбойником, которого она слушала с восторженным удивлением, кому на прощание подарила розу. Какое безумство! И как далеко все это теперь!