Кровь и песок

Кроме того, он думал и о нуждах собственного дома. Его семья привыкла к широкой и беззаботной жизни. Никто не помышлял о заработке и не считал денег, видя, что они все прибывают, словно из неиссякаемого источника. Кроме матери и жены, на нем висела еще одна семья: сестра, ее болтун муж, который не работал, словно родство со знаменитостью давало ему право на безделье, и целый выводок племянников, которые росли и с каждым годом требовали все больших расходов. И вот придется призвать к экономии и бережливости всех этих людей, привыкших весело и беззаботно жить на его счет. И всем им, даже бедному Гарабато, придется отправиться на ферму и работать, как простой деревенщине, под палящими лучами солнца! А бедная мама в последние дни своей жизни лишится святой радости выручать из беды соседок и больше уже не будет смущаться, как девочка, выслушивая притворно сердитую отповедь сына за то, что от выданной ей две недели назад сотни дуро ничего не осталось. А Кармен, бережливая по натуре, изо всех сил постарается сократить расходы и прежде всего принесет в жертву себя, лишив свою жизнь всех украшавших ее радостей!..

Будь оно проклято!.. Обречь семью на упадок, принести горе близким людям... При одной мысли об этом Гальярдо охватывал стыд. Преступлением было бы лишить семью благосостояния, к которому он сам ее приучил. А что же нужно делать, чтобы этого не случилось? Просто держаться поближе к быку, вести бой, как в прежние времена... И он будет держаться ближе!

Старательно выводя буквы, Гальярдо ответил доверенному и Кармен двумя короткими письмами, твердо выражавшими его волю: «Уйти с арены? Никогда!»

Он решил снова стать прежним Гальярдо и поклялся дону Хосе, что последует его советам. «Раз! Удар — и бык в кармане».

В новом приливе мужества он чувствовал себя способным победить всех быков, как бы могучи они ни были.

Жене он написал веселое письмо, в котором, однако, заметна была некоторая обида на то, что она усомнилась в его силах. Скоро она получит известия о ближайшей корриде. Он поразит публику, которая устыдится своей несправедливости. Если попадутся хорошие быки, он покажет себя не хуже, чем сам Роже де Флор, которого вечно поминает этот болтун, их зять.

Хорошие быки! Вот что особенно беспокоило Гальярдо. Раньше он гордился тем, что не интересовался нравом быков и никогда не ходил смотреть на них перед корридой.

— Я убью любого, какой бы мне ни достался,— заявлял он надменно.

И впервые встречался с быком лишь на арене.

Теперь ему хотелось рассмотреть животных получше, отобрать подходящих и подготовить успех, тщательно изучив все их повадки.

Погода разгулялась, сияло солнце. На следующий день состоится вторая коррида.

Вечером Гальярдо один отправился в цирк. Огромное строение из красного кирпича с окнами в арабском стиле одиноко возвышалось на фоне зеленоватых холмов. Обширный однообразный ландшафт замыкался белым пятном, напоминавшим пасущуюся на дальнем склоне отару. То было кладбище.

Когда тореро подошел к воротам, его обступила толпа оборванцев, паразитов цирка, бродяг, которые ночуют в конюшнях, куда их пускают из милости, и живут подаянием любителей, питаясь объедками в ближних тавернах. Некоторые из них пришли из Андалузии, сопровождая быков, да так и остались навсегда на задворках цирка.

Гальярдо бросил в протянутые шапки несколько монет и вошел в цирк через Конюшенные ворота.

В коррале он увидел группу любителей, пришедших посмотреть пробу лошадей. Потахе, с гаррочей в руке, звеня огромными шпорами, собирался вскочить в седло. Конюхи окружили поставщика лошадей, тучного, немногословного человека в широкополой андалузской шляпе. С невозмутимым спокойствием он отвечал на дерзкие и оскорбительные шутки зубоскаливших пикадоров.

«Ученые обезьяны», засучив рукава, тащили в поводу нескольких жалких кляч, предназначенных для пробы. Все последние дни они объезжали и школили этих несчастных одров, еще хранивших на своих боках кровавые следы от ударов шпорами.

Наездники пускали их рысцой, ударами подкованных каблуков понуждая к резким поворотам, чтобы подготовить их для работы на арене. Бедные животные возвращались с кровоточащими боками, и раньше, чем отправить в стойло, их приходилось окатывать водой. Вокруг бассейна, в выбоинах между булыжниками, застаивались красные, как вино, лужи.

Предназначенных для завтрашней корриды лошадей тащили  из конюшен чуть ли не волоком. Пикадоры должны были осмотреть их и отобрать пригодных.