Кровь и сахар

– Это называется обиа, африканская народная магия. У вас есть знахарки и колдуньи, которые в полночь закапывают яблоки под деревьями, а у нас есть обиа – мужчины и женщины, которые используют заговоры, настои и амулеты, чтобы заставить вас влюбиться в кого-то или убить вашего соперника.

– И это распространенное занятие среди африканцев здесь?

– Вряд ли. Я сам мало что об этом знаю. Те, кого сюда привезли с Карибских островов, продолжают использовать старые ритуалы, но даже там сейчас это постепенно подавляется. Я был рабом на Доминике. Там тех, кто практиковал обиа, сурово наказывали. Плантаторы считали, что это прикрытие для восстания. Вероятно, так и было.

– Значит, вы не верите, что у этих ритуалов есть сила?

– Они могут испугать доверчивых людей, что нельзя недооценивать. Но верить, что они могут проклинать или убивать, – значит бросать вызов здравому смыслу.

– Слава богу, что есть рационально мыслящие люди. Кажется, в Дептфорде таких мало. Где вы получали образование?

– На Доминике. Мой второй хозяин был намного добрее первого. Он увидел, что я человек любознательный, и научил меня читать и писать. Через некоторое время он сделал меня своим секретарем и разрешил пользоваться библиотекой. Он был родом из Дептфорда и, когда решил вернуться в Англию из-за проблем со здоровьем, взял меня с собой. Когда он умер, я получил свободу – он указал это в своем завещании.

Краем глаза я продолжал наблюдать за занавеской и заметил, как за ней скрылся еще один чернокожий лакей.

– Вы не знаете, что там происходит?

Сципион проследил за моим взглядом.

– Понятия не имею. Может, там бордель? Или еще один игорный стол? – Сципион с неудовольствием посмотрел на гонки улиток за соседним столом.

– А как Синнэмон оказалась у Стоукса?

– Ее отец был белым, комендантом форта на африканском побережье, где забирают рабов. Мать – девушка из местной деревни. Она росла в комфортных условиях, в квартире коменданта, но после его смерти их с матерью продали его сослуживцы. Синнэмон привезли в Англию ребенком, и жена торговца сахаром из Бристоля обучала ее работе горничной – чтобы умела прислуживать хозяйке. Год назад ее хозяин продал ее Стоуксу.

Если это правда, то Синнэмон не могла быть рабыней, вернувшейся в Дептфорд на борту «Темного ангела». Сципион врет? Хочет сбить меня с толку по приказу хозяина? Но если не Синнэмон, то кто?

– Но мистер Стоукс держит ее совсем не как горничную для дамы, – заметил я.

– Нет, – тяжело вздохнул Сципион. – Но не думайте, что ее обязанности менее обременительные.

Один из погонщиков улиток поднялся на ноги, но не смог удержаться и рухнул на наш стол. Он попробовал подняться, его опять зашатало, и он снова рухнул, но уже на свой стол. Монеты и улитки разлетелись во все стороны. Его друзья покатывались со смеху, а один из них вылил кувшин вина ему на голову.

Сципион поджал губы:

– Неудивительно, что на африканцев смотрят с презрением, если всех судят только по таким, как эти. Они получили свободу – и посмотрите, что они вытворяют. Они даже не пытаются стать лучше.

– Многие белые мужчины тоже тратят свое время на выпивку и азартные игры в тавернах, – заметил я.

– Ваша раса может позволить себе такую роскошь. Моя – нет. Если мы хотим однажды добиться отмены рабства, свободные чернокожие должны служить примером образцового поведения и образованности. Мы обязаны стать живыми доказательствами того, что мы не животные, которых нужно сковывать цепями. Я смотрю на таких, как эти, и впадаю в отчаяние.

Его злость опечалила меня, и я понял, что плохо понимаю, с какими препятствиями он должен сталкиваться. Я слышал про английских евреев, которые, столкнувшись с предвзятым отношением своих соседей-христиан, вынуждены были сбрить бороды и отказаться от своей религии, чтобы сойти за христиан. Чернокожим это было недоступно, и во многом я был этому рад. Зачем человеку скрывать свое истинное «я»? Только принимая наши различия, мы найдем лучший способ жить. Только поборов слепой фанатизм и нетерпимость, мы справимся с нашей разобщенностью. Но ничто из этого не поможет Сципиону, который, как мне казалось, нес на своих плечах всю тяжесть английской нетерпимости. Я с грустью подумал, что африканцы могут вырваться из одних цепей, но мы просто придумаем для них новые. Если и существует раса дикарей, то я был единственным ее представителем за этим столом.

Я уже собирался вновь заговорить о Синнэмон, когда заметил, что в таверне появилась знакомая фигура. Пышное тело Моисея Грэма и огромный парик вызвали насмешки у посетителей таверны, стоявших ближе всего к двери. Его это, кажется, совсем не волновало. Он обвел зал рассеянным и тревожным взглядом. Заметив меня, он замер.

– Простите, – сказал я Сципиону. – Я должен переговорить кое с кем.