Ветер гнал по небу рваное покрывало туч. Пламя костерка клонилось и отчаянно цеплялось за сухие трескучие ветки, словно каким-нибудь порывом его могло сорвать и унести прочь. Время стало тягучим и текучим, как свежий янтарный мед, голод отступил, превратившись в тень. Я замер, всем телом чувствуя, как Время готовится к прыжку. Пока можно длить этот миг замершего бытия, смотреть на женщину напротив, не понимая, что ты к ней чувствуешь. Вожделение, желание? Нет, оно ушло. Отныне я, похоже, лишен всего того, что тянет мужчин к женщинам. Ее красота радует глаз, но не манит спокойное холодное тело.
Такова цена за бессмертие?..
Время прыгнуло, едва хрупкая рыжеволосая фигурка снова превратилась в безжизненный фарфор и исчезла, подхваченная ветром. Я остался один на один с внезапным пониманием своего нового одиночества, которое придется принять, и насущными надобностями. Мир снова стал обыденным. Вернулся голод. Да так, что я на собственную лошадь начал поглядывать с гастрономическим интересом.
Пришлось подниматься и идти искать жрать.
Интересно, ждет ли она привычной женщинам любви от меня?
***
Величественные залы, коридоры, галереи, мосты и башни не утратили своей красоты с годами. Вершина мастерства человеческих зодчих, главная крепость канувшего в реку Времени Ордена, все еще раскинулась вольно на полуострове, клином врезавшемся в воды Великого Южного Озера, рожденные разливом реки Тары. Не просто замок — огромный богатый город жил под защитой стен в четыре человеческих роста. Город, в котором со времен почивших рыцарей все было подчинено одной-единственной цели, одному смыслу — священной войне с нежитью и прочими порождениями Тьмы.
Впрочем, нежить, таившаяся по старым склепам, не особо интересовала что рыцарей, что нынешних преемников серебряного воинства. Пусть себе сидит и жрет незадачливых искателей сокровищ. Вампиры — вот истинное зло, подлежащее полному и скорейшему истреблению!
Город и его немалое войско кормились с десятков деревень и ферм, разбросанных в междуречье Тары и вливавшейся в нее Церны. Сестры-реки, огибая дикий и необжитый Хрустальный Кряж, сливались в одно целое, набирали мощь, впитывали в себя десятки речушек и без счета ручьев и устремлялись по равнине в океан. По широкой серебристо-голубой глади могли бы сновать малые и большие суда, но лишь рыбачьи барки покачивались на волнах. Носгот оставался пустынной и почти обезлюдившей землей, невзирая на то, что все большие войны отгремели уже больше пяти веков назад. Живые жались поближе друг к другу, сбивались в подозрительные стаи в деревнях и защищенных замками землях. Между этими островками безраздельно царствовали зверье, нежить, безбашенное ворье, отказавшееся платить подати лордам, и оголтелые порождения магии. Торговцы отправлялись в путь на свой страх и риск, нанимая чуть ли не армии для защиты караванов.
И оттого влияние Цитадели оставалось огромно несмотря на то, что самих рыцарей уже как бы и не существовало.
Человек по имени Тьен Сарве в эту ночь был разбужен резким настойчивым сигналом связи прямо в мозг. Он ворчливо продрал глаза, сел, нащупал на столике рядом с кроватью огниво и кое-как, на ощупь запалил свечу. Дрожащее слабое пламя осветило старика с жестким морщинистым лицом и недовольно поджатыми губами. Ночная сорочка сбилась на бок, обнажив костлявое плечо. Бритый наголо череп украшала лишь одна татуировка: вертикально перекрученный символ Бесконечности.
«Какого демона…»
Человек с кряхтением встал, вделся в тапочки и поплелся в уборную, не спеша откликаться на зов и спросонья шаркая ногами. Он терпеть не мог, когда его будят внезапно.
Вернувшись в спальню, человек взглянул в окно: луна стояла высоко. На дворе глубокая ночь. Кому понадобилось в такое время? Он дернул витой позолоченный шнур у столбика кровати, и спустя минуту, на звон колокольчика явилась такая же заспанная служанка.
— Рабочую одежду мне и чай в кабинет.
— Да, милорд, — женщина кое-как изобразила книксен и удалилась. А человек с забытым именем Тьен Сарве сел обратно на кровать, растер виски и голову пальцами и заставил себя окончательно проснуться. Дела, похоже, не ждали.
В кабинете, заваленном фолиантами, свитками, гравюрами, письмами, артефактами и Древние знают чем еще, свечи горели только на небольшом алтаре, выхватывая из темноты грубую каменную чашу с водой. Ее толстые края покрывали глубоко врезанные руны, замкнутые в узор.
Человек, известный всему Носготу, как Мёбиус, взял в руки небольшой хрустальный фиал, вынул тугую пробку и осторожно уронил в чашу одну тягучую каплю. Вода взбурлила, пошла наливаться свечением, а потом остекленела, стоило лишь сосредоточиться на недавнем вызове.
Главное, чтобы по собственной воле с ним не заговорил чай. Это было бы намного хуже…
Гладкая поверхность потемнела, отразила блики прогорающего костра и затененное капюшоном женское лицо.
— Милорд! — свистящий шепот отдался неприятным эхлм в голове.
— Я слушаю тебя, Эсстар.