Кровь хрустального цветка

Оглядываюсь и понимаю, что мы далеко за границей бурунов, хотя океан здесь все еще неспокоен. Вдалеке от берега ветер пронзительно холоден, и я стучу зубами, а в голове все продолжает кружиться.

Я снова утыкаюсь носом в шею Кая, позволяю себе беспомощно обмякнуть. Отчасти я хочу насытиться его теплом, но в основном… боюсь того, что он увидит, если взглянет мне в лицо.

Заметит ли он маску? Теперь, когда я про нее знаю, она кажется такой очевидной. Словно она местами трескается, обнажая суть.

Блеск.

Уродство.

Я просто хочу притвориться, что все нормально. И это не меня, ехидно покачиваясь, ждет корабль у хрупкого причала за Чертой безопасности. Хочу притвориться, что в сумке на берегу нет сине-золотой куплы.

Кай запускает пальцы в мои волосы, крепко сжимает пряди.

– Не стоило заплывать так далеко одной, Орлейт. Ты же знаешь, это опасно.

Я увязла слишком глубоко. Казалось, так будет правильно.

Едва не говорю это вслух, но спохватываюсь. Не хочу тащить Кая с собой на дно.

– Мне просто надо было поплавать…

– В такую погоду?

Я зажмуриваюсь и пожимаю плечами.

Его грудная клетка подрагивает, словно внутри заперт огромный зверь и он сотрясает клеть из ребер.

– Ты же умная. Кто знает, что могло тебя схватить?

– Может, я этого и хотела? – срывается быстрый ответ.

Слишком быстрый.

Кай тянет меня за волосы, заставляя поднять голову.

– Открой глаза, Орлейт.

Приказ сдобрен такой скрытой мощью, что ему нельзя противиться.

Мои ресницы взмывают вверх, и я заглядываю в глаза цвета бескрайнего океана – в глаза, в которых плещется столько ярости, что я почти вздрагиваю. Но стоит нашим взглядам встретиться, весь гнев исчезает с лица Кая, уступая место такой щемящей нежности, что у меня сотней иголочек покалывает глаза.

– Что случилось?

Вопрос проникает в душу, заставляя меня затрепетать.

Мне нравится, что он спрашивает, что я ему настолько небезразлична.

Но не то чтобы мне хотелось отвечать.

Кай разжимает пальцы, и я снова приникаю к его груди.

– Ничего. Все в порядке.

Его губы скользят вверх по моей шее, и следующие слова Кай шепчет мне прямо в ухо:

– Твоя ложь меня не обманет, сокровище.

Его отношение к моей попытке соврать согревает душу, словно он с любовью отчитывает меня за проделку.

И все же… я глубоко вдыхаю его соленый аромат и не тороплюсь отвечать. В который раз я жалею, что у меня нет жабр, чтобы навсегда спрятаться в его безопасных сетях. Жалею, что не могу принять какой-нибудь напиток, чтобы стереть память, чувства, развеять гнетущий меня долг.

– Я знаю.

Я вжимаюсь носом в шею Кая и дышу. Его биение отдается во мне, словно я оказалась глубоко внутри пульсирующего сердца океана.

– Тогда в чем дело? – спрашивает Кай. – Даруй мне свои беды, сокровище. Я унесу их в нору для хлама.

Я удивленно отстраняюсь и вижу глубокий взгляд из‐под тяжелых век.

– У тебя есть нора для хлама?

Кай пожимает плечами, кривит губы в полуулыбке, сверкая краешком острого клыка.

– Для тебя у меня есть все что угодно.

Его улыбка так заразительна, что я подаюсь вперед, желая остаться здесь навсегда. Но стоит лишь закрыть глаза, как иллюзия отступает, тени возвращаются, а счастье стекает с моего лица до последней капли.

– Я не хочу тебя терять, – шепчу я, сглатывая ком.

Готова поклясться, что океан притих, словно прислушиваясь.

Кай долго молчит, а затем произносит:

– Я никуда не денусь, сокровище.

Я с трудом давлю рыдания. Он, может, и нет.

А вот я – да.

Глава 42 Рордин

Каждый шаг гулко отдается в камнях под ногами. На уходящей вниз лестнице нет факелов. Темнота такая плотная, что в ней тяжело дышать, не говоря уже о том, чтобы хоть что-то видеть. Но я ходил по этим ступеням тысячи раз.

Слишком много раз.

И столько же еще предстоит пройти.

Поудобнее перехватываю копыта, мокрое брюхо оленя греет мне затылок. Под ногами скользко, и не только от крови, что стекает по мне, капает на пол и наполняет спертый воздух вонью смерти.

Здесь, глубоко под замком, стены будто плачут.

Возможно, они просто слишком много видели за эти годы… я точно видел слишком много. Мои глаза устали, как и моя душа. Но в отличие от стен я иссушен.

Я выхожу на площадку, закрытую дверью с маленьким решетчатым окном, которое позволяет заглянуть на другую сторону, где тьма чуть менее густая, чем на лестнице.

Удерживая на плечах тушу, я с лязгом сдвигаю засов и пинаю дверь. Она распахивается со скрипом ржавых петель.

Волоски на тыльной стороне моих рук встают дыбом.

Она смотрит. Наблюдает…

Я вхожу в каменный мешок размером с комнату Орлейт. Три стены сложены из камня, на четвертой – прочные металлические прутья. Круглый столб серебристого лунного света падает сквозь высокое окно в крыше, с неохотой намечая контуры квадратного помещения и кровь на мне, делая ее черной.

Спускаю тушу оленя с плеч, она с влажным шлепком падает на пол. Опускаю руки, сжимаю кулаки, голова падает на грудь…

Запястье кажется непривычно легким.

Ты мне лгал.