Кровь хрустального цветка

– Кто тебе его дал? – любуюсь я игрой света, что преломляется на гладких гранях крошечных черных камней. – Всегда было интересно.

Бейз вскидывает брови.

– А ты как думаешь?

Ему серьезно нужно на некоторое время снизить ожидания.

– Просто… дай мне варианты ответа, чтобы у меня не возникало желание швырнуть тебе в башку дыню.

– Что ж, – тянет с издевкой Бейз, – позволь мне дать твоему вялому, похмельному мозгу подсказку.

Я его прикончу.

– Тот, кто тебя одевает и платит Кухарке, чтобы ты всегда была сыта медовыми булочками. Кстати говоря, хочешь? – указывает Бейз на целую горку передо мной.

Желудок завязывается узлом.

– Только если тебе очень нужно, чтобы меня на тебя вырвало. И как давно это было? – спрашиваю я, пытаясь игнорировать ноющую боль и массируя виски.

Бейз улыбается уголком рта.

– Знаешь, под его руководством годы как будто… сливаются воедино. Так вот, – он хлопает ладонью по столу – звук, словно лезвие ножа, пронзает мне череп, – давай выдвигаться. Если нам повезет, может, поймаем пару блудных лучиков солнца до того, как хлынет дождь.

А если ему повезет, может, он переживет этот день.

Глава 17 Орлейт

—Погоди, а как же мечи? – спрашиваю я, пытаясь поспевать за широкими, решительными шагами Бейза. А это сложно, когда меня постоянно отвлекают пышные розовые кусты.

Солнечный свет идет им на пользу.

– Потом возьмем. Рордин хочет, чтобы я час или около потратил на рукопашный бой, – бормочет Бейз, жуя кончик длинной травинки.

Фыркаю.

– Забавно, если учесть, что на днях мне удалось двинуть ему по яйцам.

Бейз так быстро поворачивает голову, что я удивляюсь, как у него не ломается шея.

– Прости, что?

Пожимаю плечами, массируя виски, пытаясь найти утешение в мягкой траве под босыми ногами.

– Он назвал это дешевым приемом…

По саду разносится вкрадчивое, мелодичное хихиканье, поражающее меня сладкой гармонией. А за ним сразу раздается то, что заставляет меня врасти в землю, – глубокий, грубый, знакомый смех, рокочущий, словно гром.

Срываюсь на бег по лабиринту троп, и Бейз с руганью бросается следом, что только придает моим поискам ускорение.

Огибая пышный, благоухающий поворот, я резко застываю.

Там, среди роз – моих роз! – стоит самая потрясающая женщина из всех, кого я видела.

Она высокая и статная, охряной плащ даже не пытается скрыть фигуру. Его разрез зияет от шеи до ступней, открывая длинные ноги, подчеркнутые коричневыми штанами, которые так облегают, что могли бы сойти за рисунок на коже, и песочную блузу, скроенную по всем изгибам фигуры.

Если судить по одежде, ей вполне комфортно в собственном теле.

У нее прекрасная, кремового цвета кожа. Волосы цвета клубничного вина заправлены за ухо, украшенное по краю маленькими драгоценными камнями цвета ржавчины. Пухлые розовые губы, усыпанные веснушками щеки. Длинные густые ресницы достают до четко очерченных бровей, когда она смотрит на спутника снизу вверх.

Рордин. Грубо высеченное совершенство. Мужчина, который обнимал меня прошлой ночью и баюкал, как будто это что-то значило.

Он одаривает ее улыбкой, почти усталой, но все еще улыбкой.

Его улыбкой.

Что-то внутри меня раскаляется добела и замирает мертвенно неподвижно.

Бейз опускает ладонь мне на плечо, впивается пальцами, словно крюками. Я с размаху отвожу ногу и пинаю его в колено, вырывая гортанный стон, который привлекает к нам внимание Рордина.

Улыбка исчезает, остается лишь непроницаемая каменная плита.

Для меня никаких улыбок.

Сегодня все они принадлежат той женщине.

Отмахиваюсь от Бейза и уверенно шагаю вперед, сжав кулаки.

– Лейт, – произносит Рордин, и у меня по коже пробегают мурашки, будто он прошептал имя, прижавшись губами к моему уху.

Осекаюсь на вдохе.

Он никогда не зовет меня Лейт.

И все же я встаю перед ним – как дерево, что впивается в землю корнями, как когтями.

Внутри расцветает бутон гнева, и вместо того, чтоб затушить буйное пламя, я хочу его раздувать. Баюкать и взращивать, пока мы с Рордином не обратимся в груды пепла. И тогда ветер подхватит нас и сплетет воедино. И тогда наша смерть наконец даст хоть какой-то смысл этой бесконечной сраной головоломке.

Потому что я устала. Так сильно устала, и мне так это не по нутру – эта женщина, что стоит среди моих роз и выманивает улыбки у мужчины, обычно безучастного, как надгробный камень.

Он вскидывает бровь.

Повисает долгая, напряженная тишина, и наши взгляды сталкиваются, словно скрещенные клинки. Да, это битва. Даже война.

Просто я не уверена, что стоит на кону.

Над головой грохочет небо, но я даже не моргаю. Упрямо отказываюсь отвести взгляд. Будто что-то глубоко внутри – та неподвижная, безмолвная часть меня, полная болезненной осмотрительности – знает: я стою на краю пропасти иного рода, нежели та, что преследует меня в кошмарах.

Той, что обладает властью меня погубить.

В спину бьет настойчивый океанский бриз, толкает выбившиеся пряди волос вперед.

Словно они тянутся.

У Рордина трепещут ноздри, взгляд мельком падает вниз, к моей шее, из горла вырывается низкое, бархатное рычание.