Удары направлены не на меня, но они все равно бьют, вонзаются, как гвозди в мягкое дерево.
Лязг!
Позвоночник сгибается, руки зажимают уши, в голове начинает расцветать раздирающая мозг боль.
Безжалостная. Мучительная.
Она меня убьет.
Шэй устремляется вперед, удваиваясь в размерах, но замирает у невидимого барьера, который нас разделяет. Издает резкое шипение, и я пытаюсь на нем сосредоточиться, но это никак не помогает смягчить удары.
Лязг!
Крик, что вот-вот сорвется с губ, обретает голос. Он зреет и зреет, пока не становится громче звука бьющихся мечей, разрывая мне горло до крови, заставляя чувствовать ее вкус.
Я раскачиваюсь, раскачиваюсь, удерживая взгляд Шэя, как будто он может сберечь меня, не даст расколоться на миллион фрагментов.
Что-то капает из носа, стекает по подбородку, пятнает скрюченные руки…
Даже не смотрю, что это. Не смею оторвать взгляд от Шэя, как вдруг он разевает рот, издавая собственный ужасающий визг. Все эти острые зубы будто взрезают звук, дробят его на сотни пронзительных воплей одновременно.
Ледяной удар по моему разбухшему мозгу.
Вкус крови становится крепче, крик рвется с губ, и я склоняюсь… подаюсь к Шэю. Желаю лишь окунуться с головой в его морок. Может, он заберет меня в безболезненное великолепие, где я перестану существовать? Туда, где мне больше не придется воевать с самой собой.
Шэй отскакивает, я зажмуриваюсь, хнычу, и по подбородку стекает еще больше теплой жидкости.
Я бы прыгнула. Бросилась бы к нему, только бы избежать боли.
Я в ловушке.
Выхода нет…
Меня вдруг обступают, меня касаются чужие руки, окружают запахи, которые я не узнаю. Пальцы гладят мне руки, ноги, и я вою так громко, что сама становлюсь звуком.
Если я открою глаза, будут ли все они разорваны на куски? Будет ли их кровь омывать почву?
Прочь. Прочь!
Земля дрожит, убеждая меня, что я провалилась в кошмарный сон. Раздается глубокое рычание, почему-то слышимое за моими измученными воплями.
Они здесь.
Они наконец за мной явились.
Кричу громче.
Сильные руки подхватывают меня под спину и колени, прижимают к твердой груди, что пахнет кожей и холодным зимним днем.
Не утешающее объятие, но железное кольцо рук, что удерживает меня на месте. Утверждает свое право и повелевает… такая хватка может принадлежать лишь одному человеку.
Разлепив веки, я вижу мужчину из коридора, который стоит, расставив ноги на ширину плеч, и его взгляд устремлен поверх моей головы на того, кто меня держит.
В лазурных глазах зреет семя ненависти, слегка подернутое пеленой замешательства.
Вспышка света привлекает мое внимание к серебристому клинку, который он сжимает в побелевших пальцах, и во рту покалывает, желудок вот-вот вывернется наизнанку.
Но я не могу оторвать взгляд.
Ладонь накрывает мои глаза, отрезая от мира, создавая защитный пузырь, который позволяет притвориться, что вокруг нет бесчисленных свидетелей моего сумасшествия.
Новый крик приглушен, поглощен холодной, крепкой грудью, и лишь когда он стихает, я понимаю, что сердце Рордина больше не бьется медленно, лениво…
Оно неистово.
Глава 30
Орлейт
—Ты в порядке, – бормочет Рордин, будто пытается смягчить голос.
Невыполнимая задача.
Он раскачивается вместе со мной, и мое тело омывает теплая, пахнущая серой вода. Бальзам для пылающей кожи, хоть и неспособный унять ноющую боль разбухшего мозга.
Я уверена, что он вот-вот расколется и выплеснет наружу мои мысли, мою суть… всю меня.
Пытаюсь открыть глаза, но их тут же режет светом факела на стене.
– Больно! – стону я сухим, как наждак, горлом, прижимаю ладони к вискам.
Рордин проводит рукой по моему лбу, а я припадаю к его груди, тяжело дыша, в поисках капли спокойствия.
Содрогаюсь от новой волны давления, из горла рвется дикий крик, спина изгибается, словно змея.
– Орлейт, нужно успокоиться.
– Не могу! – вымучиваю сквозь сжатые зубы.
– Я могу тебя усыпить, если это поможет. Вот тут есть точка, – два крепких пальца трогают ложбинку между двумя напряженными жилами моей шеи, – нужно лишь надавить.
– Нет!
Если он меня вырубит, проблема не решится.
Я продолжаю убегать… прятаться… и меня от этого уже тошнит. Пора научиться держать себя в руках.
Прижимаю ладони к груди Рордина, отталкиваюсь – и остаюсь потрясена, когда он позволяет мне выпасть из его хватки.
Вода ласкает мне грудь, когда я, пошатываясь, встаю на ноги. Глубоко вдохнув, я ныряю, опускаюсь глубже в эту воду, которая становится все теплее.
Темнее.
Лишь когда задница шлепается о дно, я открываю рот и кричу, выпуская поток пузырьков, что ударяются о меня в стремлении к свободе.
Отталкиваюсь от камня, выныриваю и снова набираю полные легкие воздуха, даже не потрудившись открыть глаза, после чего опять погружаюсь и кричу.
Повторяю все это снова и снова, пока давление не рассеивается и я не становлюсь вялой, отстраненной, безразличной к тому, всплыву я на поверхность или нет.
Сильные руки обхватывают мои плечи, вырывают меня из объятий воды, заставляют выпрямиться, и по спине бьет раскрытая ладонь.
– Дыши…