Кровь королей

В декабре 1911 года императрица пригласила Распутина в Ялту. Когда он с триумфом возвратился, то снова дошел до такого состояния, в котором хитрость уступила место его безудержности. В салоне Головиной он напился и, потеряв над собой всякий контроль, кричал:

– Царица делает, что я хочу…

В доме Сазонова, в котором он временами жил, Распутин хвастался:

– Царь – воск в моей руке…

Поднялся неслыханный скандал. Впервые петербургские и московские газеты напали на Распутина и одновременно на императора и императрицу за то, что они поддались влиянию «безродного развратника» и выслушивают его советы по политическим вопросам.

Император на нападки прессы не реагировал, так как глубоко презирал ее и считал трибуной своих врагов. Но в январе 1912 года и преемник Столыпина премьер-министр В. Н. Коковцов тоже просил выслать Распутина из Петербурга. Он называл его «сибирским бродягой». Но император при этих словах повернулся к Коковцову спиной и стал смотреть в окно. Когда же, наконец, против Распутина выступила Дума и представленные в ней партии, с недоверием наблюдавшие за событиями в Царском Селе, царь и царица увидели в этом лишь подтверждение того, что враги хотят лишить их Распутина, чтобы отдалить их от народа и от спасителя царевича. Депутата М. В. Родзянко, выступавшего против Распутина от имени Думы, императрица назвала преступником, которого надо повесить. У нее сжималось сердце всякий раз, когда она слышала хотя бы одно слово против Распутина.

Император не согласился на изгнание Распутина из Петербурга. Но тем не менее в результате этого скандала Распутин летом 1912 года тайно уехал в Покровское, чтобы на некоторое время уйти с линии огня.

14

26 сентября 1912 года в Петербурге стояла жара, необычная для этого времени года. Усталый и мокрый от пота, я вышел из операционной, чтобы помыться и отправиться домой.

В этот момент ко мне подошла операционная сестра и протянула телеграмму. Так как мои руки были еще по локоть мокры, я невольно сказал:

– Скажите телеграмме, что меня нет…

Но она смущенно ответила:

– Это от его величества императора.

Телеграмма приказывала мне «незамедлительно» приехать для консультации в польский город Спала. В ней сообщалось, что вместе со мной в Спалу поедет профессор Раухфус, который в то время был одним из известнейших петербургских врачей. И, наконец, говорилось, что посланник императрицы явится ко мне на квартиру в два часа дня и передаст дополнительные сведения.

Был второй час дня. Меня рассердило то, как мной распоряжались. В Западной Европе я слишком привык к либерализму. Но все же я поспешил и без малого два был дома. Слуга сообщил, что меня ждет дама. Я сразу сказал:

– Я не могу ее принять. У меня нет времени…

Но он ответил:

– Это фрейлина, приехавшая по личному поручению императрицы…

При этом он протянул мне визитную карточку с именем Анны Александровны Вырубовой. Пока я раздумывал, откуда мне знакомо это имя, посетительница вошла. Ей было около двадцати восьми лет, но, несмотря на относительную молодость, фигура ее была довольно грузной. Ее глаза на полном, мясистом лице напомнили мне десятки убогих истеричек, впавших в религиозные фантазии. И вдруг я вспомнил, кто она. Это была дочь статс-секретаря Танеева, которая в двадцать лет стала фрейлиной императрицы. Несколько лет назад она вышла замуж за лейтенанта Вырубова и, как говорят, после «года мучений» покинула его. Я несколько раз встречал лейтенанта Вырубова, и он спросил моего совета в деле, в котором я не мог ему помочь. Жена защищала от него свою «нетронутость» и, вместо того чтобы спать с ним, проводила ночи в молитвах, а сразу после развода вернулась в Царское Село к императорскому двору. С этого времени она стала подругой императрицы. Ее кратко звали Вырубовой. По своей увлеченности верой и мистикой она превзошла императрицу. И еще я вспомнил, что ее имя часто упоминалось в связи с Распутиным.

– Что-то случилось с царевичем? – спросил я.

Она кивнула.

– Да.

Потом сказала:

– Мне поручено рассказать вам о несчастье, которое случилось две недели назад в Беловежье и повторилось три дня назад в Спале…

На Вырубовой была очень обтягивающая одежда, стеснявшая ее полную грудь, и говорила она отрывисто, так как была вынуждена постоянно набирать воздуха.

– Первое несчастье, – сказала она, садясь, – случилось в охотничьем павильоне в Беловежье. Семья его величества жила там в первой половине сентября, чтобы император мог отдохнуть от работы, охотясь на зубров…

Услышав в разговоре о царе об «отдыхе от работы», удержаться от цинизма едва ли смог бы человек, знавший хотя бы самую малость о том, как работает император: как он уклоняется от докладов своих министров, как откладывает или избегает принятия решений, как утром, днем и вечером торопится в будуар императрицы, выдержанный в лиловых тонах, в детскую или же в домашнюю часовню.

Вырубова продолжила: