Кровь, которую мы жаждем. Часть 2 (ЛП)

По утрам он в спортзале, а по вечерам обычно на кухне, что-то готовит, потому что боги знают, что я сожгу дом. В последнее время он крутится на заднем дворе, руководит строителями.

Мы вместе решили переделать сад. Мы хотели выкопать и снести старые воспоминания и травмы, которые там гнили, чтобы построить что-то новое, представляющее наше будущее.

Тем не менее, я ставлю на то, что он в подвале.

Я поворачиваю за угол и бегу трусцой по коридору, пока не дохожу до нужной двери. Я надеюсь, что он готов, потому что не хочу, чтобы Рук и Сэйдж уехали, не попрощавшись.

Мне все еще странно думать об этом, зная, что все собираются отправиться в свои собственные приключения вдали от Пондероз Спрингс. Это грустно, но в каком-то смысле это того стоит.

Мы все заслуживаем того, чтобы стремиться к тому, что делает нас счастливыми, независимо от того, куда это нас приведет. Я никогда не думала, что у меня появятся дружеские отношения, с которыми будет больно прощаться.

Я знаю, что мы по-прежнему будем связаны друг с другом, связаны так, как никто и никогда не сможет нас разнять, но будет тяжело смотреть, как они уходят.

Мои ноги стучат по ступенькам, когда я спускаюсь по ним, и я замедляюсь, когда слышу звуки фортепиано.

Песня навевает ностальгию. Она почти неземной красоты, заставляя потустороннее чувство одиночества поселиться в моих костях. Течение мелодии мягкое, щекочущее мои уши теплом.

Каким-то образом она заставляет меня чувствовать себя далекой, но не одинокой. Темные, меланхоличные ноты вызывают ощущение мрака и смерти, но не настолько печальное. Это похоже на радость возрождения, когда ты гребешь под волной, которая украла весь твой воздух, и выныриваешь на другой стороне, чтобы подышать свежим воздухом.

Тэтчер сидит спиной ко мне, когда играет.

Я наблюдаю, как он в самой мягкой форме кланяется и бьется о каждую ноту, как пальцы ласкают клавиши быстрыми поцелуями, перебирая оттенки белого и черного.

Когда он играет, я слушаю.

Чаще всего он говорит то, для чего у него нет слов. В эти моменты я слышу его так ясно, как будто он шепчет мне на ухо. Нет никаких сомнений в том, какие эмоции он испытывает или о чем думает. Фортепиано требует от Тэтчера откровенности.

Это не просто его тело, это его душа.

Когда игра заканчивается, он задерживается на минуту, прежде чем заговорить со мной. Я не знаю, как мы понимаем, что кто-тодругой находится в комнате, но это так. Это маленький сигнал тревоги, который раздается, когда он входит в мое пространство, и мое тело всегда знает о нем.

— Что ты думаешь?

Я делаю последние несколько шагов, прохожу и сажусь на скамейку рядом с ним. Мы сидим лицом в разные стороны, но поворачиваем наши тела так, чтобы видеть друг друга.

— Это преследует, — говорю я ему, любуясь линиями и изгибами его красивого лица, когда он смотрит на меня.

Его большой палец тянется вверх, касаясь моей нижней губы, а затем переходит на щеку.

— Так и должно быть, — он кивает. — Она твоя.

Моя грудь расширяется. Я даже не знала, что он работал над этим.

Когда я переехала и занялась поисками, естественно, я нашла его коллекцию музыкальных листов. Один из них был с моим именем, написанным сверху, но мой был единственным незавершенным.

Сочинение музыки — это трофей, так он мне сказал, когда я спросила об этом. Он рассказал о том, как сочиняет эти концерты, традиционно написанные для солиста и обычно в сопровождении оркестра. Они состоят из трех частей, и каждый убитый получает один концерт.

Я была первым музыкальным произведением, которое он когда-либо создавал, но единственным, которое он так и не закончил.

Возможно, это было потому, что судьба знала то, чего не знали мы.

Ему не суждено было убить меня той ночью, как просил его отец. Он никогда не сможет закончить песню, пока не сможет сделать то, для чего он действительно предназначен.

Любить меня.

Я убираю несколько прядей его волос с глаз, просто потому что могу, улыбаясь от того, что чувствую себя полной. Свободной.

— Я хотел, чтобы это звучало как траур, потому что часть тебя умерла в ту ночь, когда мы встретились, — он прижимает свой лоб к моему, позволяя мне вдохнуть его.

— Спасибо, что любишь меня с тем, что осталось. Спасибо, что позволил мне быть твоим призраком. За то, что видишь меня, — говорю я ему. — Я не могу дождаться, чтобы преследовать тебя до конца нашей жизни и после нее.

Как бы я хотела вернуться назад и сказать той девочке, которая спряталась в шкафу, что однажды она не будет чувствовать себя такой одинокой. Что однажды мальчик с ледяными глазами и матовыми волосами останется. Он будет просыпаться каждый день и любить ее, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.

Наконец-то мы получили нашу мрачную сказку. Счастливый конец.

Призрак и мальчик, который был зимой.

ТЭТЧЕР

— И это все?

Рук захлопывает багажник машины с чрезмерной силой, пот блестит на его лбу.

— Лучше бы, блядь, так и было, — ворчит он, прислоняясь спиной к машине, когда заканчивает загружать сумки Сэйдж.

— Мы должны разговаривать каждый день, — бормочет Сэйдж, крепко обнимая Брайар.