Кровь на эполетах

— Боюсь, что у меня не достанет возможностей провернуть такое, — сказал Маре после недолгого размышления. — Императора охраняет гвардия. После предыдущих покушений подобраться к нему невозможно.

— А вам и не нужно, — буркнул маршал. — Не хватало, чтобы Бонапарта убил кто-то из французов. Это всколыхнет империю и может вылиться в очередную революцию. Пусть это сделают русские. Император, погибший в бою, что может быть понятнее и естественнее? Тем более, что Бонапарт любит гулять под пулями и ядрами. Он считает себя заговоренным от них. Мюрат тоже так думал. Помните, чем это кончилось?

— Да, — кивнул Маре, — но не представляю, как подобное сделать.

— Подскажу. Эти лазутчики из поляков по-прежнему служат вам?

— Да.

— Они преданы и умеют молчать?

— Зависит от суммы вознаграждения.

— Обещайте, сколько хотите. Заплатите щедрый аванс. Золото у нас есть — в Москве взяли его много. Однако по завершению дела полякам лучше исчезнуть навсегда. Вы поняли?

— Да, ваша светлость, — кивнул начальник разведки.

— Поручите им найти РуцкИ и установить с ним связь. Это возможно?

— Трудно, но осуществимо, — ответил Маре, подумав. — Отряд РуцкИ наверняка заходит в уцелевшие селения русских. Его солдаты тоже люди и хотят ночевать в тепле под крышей. Поляки лучше всех знают о нетронутых нами селениях и умеют говорить с русскими. В отличие от нас они не голодали при отступлении, а их кони не испытывали недостатка в фураже[2]. Насколько знаю, они не прибегали к реквизициям, предпочитая договариваться с пейзанами.

— Тогда отправляйте своих людей в поиск. Для чего нам понадобился русский офицер, знать им не нужно, это тайна. После того, как с РуцкИ установят связь, вы дадите ему знать о маршруте движения императора, передав сообщение. Я, в свою очередь, постараюсь этот маршрут узнать или направить императора по нужной дороге. Как вам такое?

— Блестяще! — воскликнул новоиспеченный генерал. — Я бы не додумался.

— Это потому, что не вхожи в ближний круг императора и не допущены к государственным тайнам, — сказал Даву. — Но, если у нас выйдет, положение изменится. У императора есть сын, который наследует трон, но, поскольку он еще дитя, Францией станет править регент или их совет. Полагаю, он будет состоять из тех, кто долгие годы был рядом с Бонапартом. Смекаете?

— Да, ваша светлость! — подтвердил начальник разведки.

— Если я войду в регентский совет, вас ждет блестящая карьера. Мне понадобится умный и деятельный человек вроде вас. Поэтому старайтесь.

— Приложу все усилия! — заверил Маре.

— В ближайшее время армия выйдет из Смоленска. Оставаться в нем бессмысленно. Император еще не решил, куда двигаться, но выбор у него невелик. Полоцк захвачен русскими, к Вильно придется пробиваться с боями. Сомневаюсь, что император на это пойдет — армия слаба. Остается Минск, где нас ждут магазины с провиантом, но на юге литовских земель действует Чичагов. У него большая, не расстроенная сражениями армия, не испытывающая к тому же недостатка в провианте и фураже. Адмирал, командующий ею, конечно, не Кутузов, но Минск захватить он сможет. В этом случае нам останется щель, через которую надо проскользнуть к границам империи. Это трудно. Русские, судя по всему, горят желанием уничтожить нас до последнего человека. Надо бросить этой стае кость, и вы понимаете какую. Поспешите, генерал. Времени у нас мало.

— Разрешите действовать? — вскочил Маре.

— Идите, — кивнул маршал. — И знайте. Все, что мы обсудили здесь, делается во благо Франции. Она, а не наши чины и место у трона, должна стоять на первом месте. Хотя чины лишними не будут.

Начальник разведки кивнул и вышел. А Даву, откинувшись на спинку кресла, еще некоторое время размышлял. Не просчитался ли он, доверившись Маре? Но, с другой стороны, кому? Кто еще способен выполнить столь щекотливое поручение? Маре умен и прекрасно понимает, что с отрешением от трона Бонапартов такие, как он, окажутся не у дел. Если аристократа Даву, если верить посланцу, после реставрации Бурбонов отправили в отставку, чего ждать сыну стряпчего? «Все сделано верно, — пришел к выводу маршал. — Остается надеяться, что Маре не оплошает».

* * *