Кровь на эполетах

На пути к Смоленску я в полной мере осознал смысл выражения «боевая работа». Именно ею мы и занимались. Вышли к дороге, встали в засаду, дождались артиллерийского обоза и приступили к делу. Перебили лошадей в упряжках, отогнали обслугу и охранение, выскочили, «пограбили корован», пардон, собрали трофеи, заклепали пушки и отошли, чтобы через день-два все это повторить. Егеря и командовавшие ими офицеры наловчились и уже практически не нуждались в руководстве — занимались делом привычно и спокойно. Но не все шло гладко. Однажды дозорный прозевал подход колонны французов. Вернее, увидел, но смог предупредить вовремя — пехота вышла из леса уже после начала боя. Нас спасло то, что французы поспешили и начали стрелять издалека. Над головами егерей засвистели пули, и они мигом сообразили, что делать. Отряд покинул дорогу и отступил. Французы не преследовали, но эта замятня стоила нам двоих убитых и пятерых раненых, которых, к счастью, удалось увезти с собой. После этого случая с дозорным стал дежурить второй музыкант с трубой — в полку их хватало. Повторится подобное — подаст сигнал. В другой раз по нашим следам пошла кавалерия — несколько сот улан, горевшим желанием пустить кровь нехорошим русским, которые по их разумению воевали неправильно. Ишь, чего вздумали — из засады нападать! Мы как раз встали на опушке рощи, чтобы отдохнуть и перекусить. Преследователей заметили издалека: флажки на пиках улан были хорошо видны поверх заснеженных придорожных кустов. Получив команду, отряд развернулся фронтом к дороге и приготовился к бою. Пушкари сняли орудия с саней и зарядили их картечью. Выскочивших к нам французов встретил залп картечи, а затем огонь штуцеров. Кентаврам с пиками этого хватило. Они развернулись и пустились в драп, который начальники в донесениях стыдливо именуют «тактическим отступлением». Меня в этой стычке порадовало поведение подчиненных. Никто из них не нервничал и не суетился, на лицах солдат не наблюдалось страха или волнения. Появление французов они восприняли как досадную помеху отдыху, вроде тараканов, выбежавших на стол во время обеда. Неприятно, но не беда. Тараканов прихлопнули тряпкой и продолжили трапезу. Вот, что значит обстрелянное подразделение, познавшее вкус побед.

Случались и приятные встречи. Как-то раз, на обратном пути к своим мы зашли в большое село. Оно оказалось занятым каким-то партизанским отрядом. На околице нас встретил караул из казаков. Опознались без проблем: егеря и офицеры были в полушубках, французы их не носили. Ну, и гренадки на шапках.

— Звиняйте, ваше благородие, — сказал старший из казаков, когда я объяснил, кто мы и куда следуем, — но пустить вас в село не могу — не велено. Спросите у командира, он вон в той избе квартирует, — казак указал рукой на стоявший на пригорке деревянный дом с крыльцом, выделявшийся на фоне других изб. Скорей всего обиталище местного помещика. — Я вам дам казака в сопровождение — не заблудитесь.

Заодно присмотрит за чужаком. Неплохо у них караульная служба поставлена. По пути к дому, я с любопытством смотрел по сторонам. По улицам села взад-вперед сновали всадники — гусары и казаки, попадались и пешие. На нас они не обращали внимания. У большого сарая за домами я заметил толпу пленных французов, их стерег с десяток казаков. Но более всего меня поразили оседланные верблюды, которые кормились в поле за домами. Люди в полушубках и желтых шапках с меховыми околышами носили им охапками сено из ближней копны. Это кто ж такие?

Возле дома казак попросил меня подождать, а сам спешился и забежал внутрь. Я слез с кобылки и накинул повод на столб забора, после чего развязал ворот бурки. На шее у меня крест Святого Георгия, многих впечатляет. Редкая награда в моем чине. Возвратившись в полк после первого рейда, я узнал, что за Малоярославец царь пожаловал мне 3-ю степень ордена. Искать новый знак было негде и некогда, я взял прежний и нацепил на черно-оранжевую ленту, купленную у маркитанта. Кресты 4-й и 3-й степеней внешне почти не отличими, а, если их несколько, носится только высшая, так что и придумывать ничего не надо.

Ждал недолго. Из дома на крыльцо в сопровождении того же казака вышел невысокий человек, одетый в крестьянский кафтан и меховую шапку. Черная густая борода… Только кавалерийские сапоги с рейтузами выдавали в нем военного. Лицо офицера показалось знакомым. Курносый нос, карие глаза, высокий лоб. Неужели Давыдов?

— Здравия желаю, господин подполковник! — вытянулся я.

— Руцкий? — изумился Давыдов, опознав меня. — Какими судьбами?

— Возвращаюсь из рейда по неприятельским тылам. Со мной двести конных егерей и артиллерийская батарея. Хотел заночевать в селе, но ваши казаки не пускают.

— Пустят, — махнул он рукой. — Слышал? — повернулся к казаку. — Скачи и передай мой приказ.

Казак немедленно побежал к лошади и вскочил в седло. Гикнув, унесся к околице. Давыдов сбежал с крыльца и подошел ко мне.