— Мне поручено установить с вами надежную связь, — сообщил лейтенант. — Слышал, что вы отправляетесь в рейд, и вам нужен проводник. Дороги вокруг Смоленска мне хорошо ведомы, выведу, куда пожелаете. Обещаю, что не столкнетесь с французами. Но мне нужно знать, где найти вас затем.
Я задумался. Генерал решил выманить попаданца и захватить его, для того и разыграл подставу с Чарным? На первый взгляд так, но на деле… Слишком кудряво. Французам сейчас не до интриг — унести бы ноги из России. Это раз. И два: зачем я им сдался? Самое главное Маре и Даву сказано в Москве, это уже сбылось, прочие подробности не слишком интересны. Они это понимают — чай, не дураки. Сейчас, когда французов бьют в хвост и гриву, замутить операцию с пленением попаданца — это история для Голливуда или плохого романа, хотя осторожность не помешает. Я глянул на поляка в упор.
— Не сомневайтесь, господин капитан! — подобрался он. — У меня строгий приказ оказывать вам всяческое содействие. Маткой Боской клянусь!
Интересно, чтоб запел, если б я отказался? И, главное, сделал? Зарезал бы москаля? Наверняка. Только и я не идиот — сам приказал бы повесить шпиона на ближайшем дереве. Ладно, проехали.
— В путь, господин Артюхин!
Чарны не обманул — точно вывел отряд на дорогу к Залесью. Мы пробирались какими-то проселками, иногда — по снежной целине, но зато ни разу не столкнулись с патрулями французов, если те, конечно, имелись. А вот нарваться на толпу дезертиров было запросто. С проводником расстались у холма, где летом повстречались с Багратионом, и где я впервые увидел легендарного полководца. Все это время Маша ехала со мной на Каурке, а когда уставала, я передавал ее в сани к Пахому. Девочка признавала только нас двоих. Она почти не говорила и не улыбалась, но с аппетитом ела, что радовало меня. Отойдет. У детей в таком возрасте психика пластичная. Пройдет время, и ужас, испытанный на дороге, изгладится из ее памяти. Чарны смотрел на ребенка с удивлением, но вопросов не задавал. Я, впрочем, и не собирался объяснять
— Далее мы сами, — сказал поляку у холма. — Путь известен. Можете уезжать, господин лейтенант.
— Мне нужно знать, где вас искать, — насторожился он.
— Через три-четыре дня будем возвращаться этой же дорогой, — сказал я. — Захотите — найдете.
— До встречи, господин капитан! — кивнул он и развернул коня. Я молча смотрел ему вслед. Лети, птичка, лети! Возвращаться этим путем мы не собираемся. Более того, спустя день, свернем на лесную дорогу, и ей проберемся к Залесью. Этот путь хорошо знает Кухарев — зря, что ли, я его брал? Лучше бы, конечно, пристрелить поляка, я и намеревался это сделать, но не захотел пугать Машу. Достаточно она видела смертей. А отведи я Чарного подальше, тот бы сообразил — умный, сука! Осторожный, как волк, убедился в этом по пути. И еще неизвестно, кто бы кого грохнул. Приказать же егерям нельзя — пришлось бы объясняться с офицерами. Ведь в глазах остальных поляк — русский купец, честно исполнивший поручение генерала.
Дальше был спокойный поход, никто не повстречался нам на пути. А после того как свернули с торной дороги — и подавно. Две ночи в лесу, и впереди забрезжил обширный луг, укрытый снегом. Знакомые места. Только путь к ним преграждали сваленные на дорогу деревья. Из густых веток грозно выглядывали наконечники пик и штыки ружей.
— Кто такие? — окликнули из-за баррикады, и голос показался мне знакомым. — Чего приперлись?
Ласково нас здесь встречают! Я остановил Каурку, но ответить не успел — вперед на своей кобылке протиснулся Кухарев.
— Не признал, Егорка? — спросил весело. — Это я, Кухарев.
— Ефимка? — удивленно ахнули за деревьями.
— Кому Ефимка, а кому и его благородие господин подпоручик и Георгиевский кавалер, — важно сказал Кухарев и распахнул полушубок. — Горжет и крест видишь?
— Правда, что ли? — засомневались за баррикадой.
— А ты подойти и глянь, коли зенки заплыли, — хмыкнул Кухарев. — Залил, небось, с утра? Добрался до господской водки?
— Тьфу на тебя! — плюнули за деревьями. Ловко проскользнув между ветками, на дорогу выбрался бородатый мужик с ружьем в руке. Я узнал Егора — бывшего унтер-офицера, оставшегося на хозяйстве в Залесье после отъезда графини. В руке он держал ружье без штыка. Курок на замке взведен.
— И вправду подпоручик, — покрутил головой Егор, подойдя ближе. — И мундир… Эт за что?
— Воевать нужно! — важно ответил Ефим. — Супостата бить, а не в лесу ховаться.
— Кто тут ховался?! — возмутился Егор. — Ружжо у меня, видишь? Штуцер. И у хлопцев добрые, — он указал на баррикаду. — Били мы хранцузов!
— Но не чета нам, — хмыкнул Ефим.
Егор набрал в грудь воздуха, но я не дал разгореться перепалке.
— Здравствуй, Егор! — сказал, выезжая вперед. — Как дела в Залесье? Все ли спокойно?
— Ваш сияство? — удивился бывший унтер-офицер. — Господин Руцкий?
— Его благородие — капитан, — поправил Ефим. — Командир первого батальона 42-го егерского полка, кавалер орденов Святого Георгия. Шапку сними, тетеря!
Егор послушно сдернул с головы шапку и поклонился.
— Оставь! — махнул я рукой. — Так как в Залесье?