Кровь на эполетах

— Дык все путем, — ответил Егор и нахлобучил на голову шапку.

— Французы не наведывались?

— Спробовали, — ухмыльнулся Егор. — Тута и остались. А мы ружьишками разжились и амуницией. Кони опять же. Безлошадных крестьян в имении таперь не осталось. Ну, и серебришко…

Ага. Кому война, а кому мать родна.

— Господин капитан дочку привез, — встрял Ефим. — Мать у ней померла. Хочет оставить здеся пока война. Есть кому приглядеть?

— Вона как! — почесал в затылке Егор. — Приглядим, канешна. Найдется кому. Половина дворни в имении.

— Только дочь по-русски не говорит, — сказал я. — Мать француженкой была.

— Глашка по-хранцузски лопочет, — пожал плечами Егор. — Молодой графине прислуживала, от нее набралась. Ее барыня горничной призначила, с собой брать хотела, так у Глашки — дитя грудное, недавно от титьки отлучила. Куда с ним? Приглядит за дитем, ваше благородие, не сумлевайтесь.

— Тогда веди, — кивнул я. — Есть как вашу баррикаду объехать?

— За мной идите, — сказал Егор и свернул с дороги.

Петляя между деревьев, отряд миновал завал и выбрался на луг. Оглянувшись, я увидел, как крестьяне в армяках и войлочных колпаках, забросив ружья за спину, заметают наши следы на снегу еловыми лапками. Неплохо у Егора служба поставлена! От опушки к дому Хрениных вел натоптанный путь, и скоро мы подъезжали к воротам. В доме ждали — Егор выслал вперед посыльного на коне, и, при приближении отряда, створки распахнулись. Я подъехал к крыльцу и спешился. Стоявшая у ступенек дворня поклонилась, мужчины сняли шапки.

— Здравствуйте! — сказал я. — Есть среди вас Глафира?

— Здесь, барин, — ответила молодая, круглолицая женщина в платочке, выходя вперед.

— Парле ву франсе? — спросил я.

— Уи, мсье, — ответила он бойко.

— Я привез дочь, — продолжил я на том же языке. — Она не говорит по-русски. Приглядишь, пока я буду воевать?

— Не сомневайтесь, барин! — улыбнулась Глафира. — У самой двое, нешто ваше дитя не обихожу?

— Пахом, — повернулся к подъехавшим саням. — Неси Машу.

Денщик поднес Мари. Я взял ее на руки. Девочка прижалась ко мне, настороженно поглядывая на толпившуюся у крыльца дворню.

— Иди ко мне, милая! — сказала Глафира по-французски и протянула руки.

— Тетя хорошая, — подтвердил я. — Она тебя накормит.

Мари подумала и протянула ручки горничной. Та подхватила девочку и прижала к груди.

— Накормить и обиходить, — сказал я. — Хорошо б помыть в бане или хотя бы в корыте. У дочки есть запасная одежда, денщик даст.

— Сделаю, — кивнула горничная. Поклониться ей мешала девочка.

— Вот возьми, — я всунул ей в руку мешочек с французским серебром. — Получишь еще столько, когда приеду за дочкой.

— Благодарствую, ваше сиятельство! — смутилась Глафира. — Но я бы и так.

— Бери, бери! — успокоил я. — Не твой барин, чай. Себе чего купишь, деткам своим.

Горничная кивнула и убежала с девочкой. Ко мне подошел лакей в ливрее. Лицо знакомое. Как его? Яков?

— Изволите отобедать, ваше благородие? — спросил, поклонившись. — Накрывать стол?

— Изволю, — кивнул я. — Со мной четверо офицеров, вот для нас и накрой. Еще Егора пригласи. Он хоть и не офицер, но французов бил, потому достоин.

Последнее я сказал громко и увидел, как довольно приосанился бывший унтер-офицер. По местным правилам сидеть за одним столом с дворянами ему не уместно, но у меня офицеры сами из унтеров. Поймут.

— Заодно прикажи затопить баню, — добавил я, заметив, как заулыбались теперь мои спутники. У всех тело свербит от грязи. Хорошо, что вши не завелись.

Гостей в Залесье не ждали, потому блюда подавали нам простые: щи с убоиной, пшенная каша с маслом, хлеб. Ну, и водка. Мы ели и нахваливали. Когда много дней подряд трескаешь кашу с сухарями, такое угощение кажется царским. Тем более, щи и каша вкусные, а хлеб свежий. Еще Яков принес блюдо с нарезанным окороком. Свинью, судя по всему, забили недавно, окорок был только из коптильни; сочное, жирное мясо пахло дымком и таяло во рту.