Кровь на эполетах

– Они будут улыбаться вам в глаза, а потом сунут в спину нож, – не отступил я. – Что хотите со мной делайте, ваше императорское величество, но нет у меня доверия к полякам. Сколько от них бед было России, начиная от Смутного времени и кончая нашествием Бонапарта! Зачем пригревать на груди змею?

– Против нас в этой кампании воевали не только они, – возразил царь. – Те же пруссаки.

– Их принудил Бонапарт, поляки же пошли своей волей. Я сказал бы: с воодушевлением. Что до польской магнатерии, то она будет лебезить и кланяться вам, потому что опасается конфискации поместий за поддержку узурпатора.

– Предлагаете сделать это? – сощурился Александр.

– В этом нет смысла, если герцогство Варшавское перейдет Пруссии. А вот обложить контрибуцией стоит. Западные губернии России разорены – в том числе тщанием поляков. Понадобятся годы и много денег, чтобы восстановить их до довоенного уровня. Так что пусть платят! Хорошо б еще вывести из герцогства всех православных крестьян и осадить их на опустевших литовских землях. Если дать мужикам волю, освободить от податей лет на десять, ссудить скотом и зерном, которые, к слову, можно взять здесь же, они сами побегут в Россию. Мы получим процветающий Северо-Западный край.

– Хм! – царь с интересом посмотрел на меня. – А вы не только в лекарском и военном деле разумеете, граф. Мы подумаем о вашем предложении.

– Благодарю, ваше императорское величество! – поклонился я. – Можно просьбу?

– У вас завелся очередной бастард? – улыбнулся Александр.

– Никак нет, ваше императорское величество. Когда наши армии встанут против французов, позвольте мне встретиться с Даву.

– Захочет ли он с вами говорить?

– Полагаю, да.

– Вы знакомы?

– Имел такое несчастье, ваше императорское величество.

– Почему несчастье? – удивился он.

– Возвращаясь из Петербурга в Действующую армию, я заплутал близ Москвы и угодил в плен к французам. Даву пожелал допросить меня лично, и у нас состоялась длительная беседа. Я был зол и напророчил маршалу гибель его армии в России и смерть узурпатора. Даву в ответ пообещал меня расстрелять. Но ночью в Кремль пробрался подполковник Фигнер и вывел меня из Москвы.

– Этот может, – улыбнулся Александр.

– Мои слова впечатлили маршала, а теперь, когда напророченное сбылось… Полагаю он меня обязательно выслушает.

– Вы рискуете, Платон Сергеевич! – покачал головой царь. – Даву может пожелать исполнить свой приказ.

– Отечество дороже, ваше императорское величество. Если мне удастся убедить маршала отказаться от сражения, оно того стоит.

– А вы нахал, граф! – засмеялся Александр. – Беретесь сделать то, что не получилось у людей, стоящих много выше вас по положению. Хорошо, препятствовать не буду. Но лишь в том случае, если прочие усилия не дадут результата.

Людей, стоящих много выше меня, не связывают с Даву особые отношения. Маре вышел на связь со мной не по своей воле – за его спиной маячил маршал. И я знаю, что ему предложить.

– Благодарю, ваше императорское величество! – поклонился я.

– И еще, Платон Сергеевич, – сказал царь. – Приведите себя в надлежащий вид. Офицеры моей Свиты носят аксельбанты вместо горжетов. Обзаведитесь бальным мундиром – в Варшаве это не составляет труда. Завтра в мою честь дают бал, извольте присутствовать и танцевать.

– Прошу простить, ваше императорское величество, – повинился я. – Танцевать не смогу – не обучен.

– Наконец-то у вас нашелся недостаток, – улыбнулся Александр. – А то право неудобно: в моем окружении появился офицер, состоящий из одних достоинств. Каково прочим? Не умеете – не танцуйте, но присутствовать извольте.

– Непременно, ваше императорское величество, – заверил я…

Приказ царя обошелся мне в кругленькую сумму – даже вспоминать не хочется. Местные портные драли безбожно. Не из патриотизма – какой патриотизм у евреев? Делали гешефт: спрос на их услуги превышал предложение. В занятой русской армией Варшаве балы следовали один за другим и везде ждали военных. Собственно, для них балы и давали – магнатерия замаливала грехи. Не успев приехать в Варшаву, я уже получил несколько приглашений. Нечему удивляться: прислуга во дворце большей частью из поляков и уже настучала кому нужно. Знали бы эти графы и князья, кого зовут!

Как бы то ни было, в назначенный час я прибыл на бал. Гости еще съезжались, и я прошел по ярко освещенному хрустальными люстрами залу, наблюдая себя в высокие зеркала. Ну, и рожа у тебя, Шарапов![93] Ладно, рожа, но наряд! Белые кюлоты до колена, белые же шелковые чулки, туфли с пряжками. На правом плече пышный золотой аксельбант. Еще губы подкрасить – и пожалуйте в бар «Голубая устрица».

Царь появился, когда все собрались. Рука об руку с супругой Александр прошествовал через живой коридор из склонившихся в поклоне придворных и других гостей. Возле некоторых останавливался, милостиво говорил несколько слов и шел дальше. Я затесался подальше, но царь меня разглядел и поманил ладошкой. Пришлось, расталкивая дам и их спутников, выходить на всеобщее обозрение.