Кровь на шпорах

Петр Карлович волнительно отдавал отчет, что со всеми потрохами влюблен в эту стройную девушку с богатым узлом медных волос и с веселой полянкой веснушек на скулах. Во всем: в манере одеваться − скромно, почти монашески бедно, и в то же время с недурным вкусом в каких-то мелочах, в умении держать спину − угадывалась служанка, знавшая добрую выучку крупных вельмож. «Да, − думал он, − где красота, там должны быть стрелы Амура, да-да… и вообще, беседка любви, непременно, Петенька, непременно!»

− Что наверху? Они стреляются из-за нее?− шепот Линды обжёг его ухо. − Госпожа не может в это поверить.

− Они тоже-с… не могли поверить…

− Так это правда?

− Nо!151 − Петр Карлович ощутил, как от вранья заспели жаркой клубникой мочки его ушей.

− Вы всё лжете! − Линда обиженно задрала нос.

− О, что вы… yes152, то есть…

− Вы знаете английский?

− Нет, нет, − это всё, − скромно вырвалось из груди. − Просто я зазубрил сие, голубушка. Боле, знаете ли, голова отказывается в память брать… Еще раз простите, что распоясался, форменную облаву устроил на вас…

Внезапно требовательный голос заставил их смолкнуть и посмотреть на мисс Стоун.

− Вы поняли? Дальше мы не сделаем и шага. Что они там задумали наверху? Молчите? Отчего? − Американка, не давая мужчинам переглянуться, приперла вопросом Палыча.

− Уж простите, барыня, не в обиду, − казак неторопливо колупнул пальцем чубук изгрызенной трубки. − Да толком вы, похоже, и знаете одно: втыкать вопросы так, чтоб мы рта разинуть не могли для ответу.

− Перестаньте издеваться! Зачем пугаете нас?

− Да упаси Господь, − Палыч сладко затянулся дымком. − И вовсе пужать вас мыслев нету… Нет, собственно, сам толику − да, ну-с, это опять же для порядку-с. Как говорится, на то и щука в пруду, чтоб карась не дремал. Всё ж боевой парусник, барынька.

− Вы долго будете измываться? Не доверяете?

− А вы, небось, умеете рот на замочке держать?

− Что? Хранить тайны?

Палыч и Кукушкин одобрительно кивнули головами.

− Ну конечно же!

− Вот и мы тоже-с!

− Прошу покорнейше простить, − Кукушкин виновато закивал головой то на женщин, то поглядывая на Палыча, точно говоря: «Побегу живей от греха. Неровен час, зачнут господа». При этом, улыбаясь, Петр Карлович напоминал нерадиво вызревшую грушу, худую и угловатую. Зубы, тесня друг друга, по-лошадиному гнездились в бледных деснах.

«Какая нелепость и тупость, таким не везет… Прости меня, Господи, такая неразбериха на каждом шагу − ногу сломаешь…» − Аманда брезгливо посмотрела на лекаря, затем на просмоленные руки Палыча − неизгладимое клеймо скитальческой морской судьбы, на его плутовскую улыбку на широком простолюдинском лице и, чертыхнувшись в душе, начала подниматься из трюма следом за лекарем. Она и раньше недолюбливала суетливого денщика. Но теперь преисполнилась к этому старику затаенной ненависти.

− Ти-ти-ти-ти-ти! − всполошился Палыч. − Туды никак невозможно-с. − Он придержал англичанку. − Хотите правду-матку, извольте. − Старик основательно уперся локтем на ступеньку лестницы. − Мы с Андреем Сергеичем уж завсегда в родстве и неразлучны, аки клинок с эфесом. Он мне, почитайте, за сына. О как! Я вот всё приглядываю за вами, пардон, и думаю: вот ить отковырял он вас в кармановской корчме, голуба. − Денщик тяжело охнул и подытожил: − А вы − что метель: ослепили, окружили, запугали его, как осенний лист в гиблых распадках…

− И что же? − Аманда пристально посмотрела на морщинистое лицо.

− А то, что найти-то нашел, да потерял голову, бедовый. С вашим племенем только поимей задел… Сведете с ума как золотая жила… не мучили бы вы его, барынька, уж больно он у меня в любом деле глубины любит измерять…

Палыч открыл за пазухой линялый платок и вытер внезапно расслезившиеся глаза.

− Из-за вас же со смертью играться пошли, соколики… А вам всё нипочем, так, баловство…

Глава 19

Ветер трепал непокрытые головы. Морские стояли тихо и хмуро, без шепотков и обсуждений: офицеры, «чинуши» и матросы, − люди как на подбор крупные, в плечах доб-рая сажень, с душой русской, широкой и сердобольной. Напряженные взгляды были прикованы к шканцам, туда, где зловеще покачивались гибкие шпаги, впившие свои бритвенные носы в вощеную палубную доску. Только что отгремел судовой барабан, и после этого шума тишина слышалась бездонной и особенно гнетущей. Только тяжелый всплеск волны за бортом, хлопанье гюйса153 да надсадные жалобы чаек.

Туго щелкнула крышка брегета. Мостовой нервно засовывал, не попадая в пистон жилета, часы.

Среди моряков прошла рябь волнения, вытягивались шеи, напрягались плечи.

Дмитрий Данилович совершенно взмок, будто сам стоял у барьера, и, потеряв всю свою важную выправку, взволнованно хватал взором лица противников.

Преображенский, строго застегнутый на все пуговицы, сохранял спокойствие и даже некую надменность. Высокий лоб был гладок, длинные волосы по обыкновению зло зачесаны волосок к волоску назад и туго схвачены траурным бантом.