− Зря он так с им, − обиженно дернул бровями Палыч. − Кипит Андрей Сергеич, лучше не подходи − обожжет. Не взыщите, на палубу я, к Шилову, за чайком. Испить желают его благородие перед пальбой.
Палыч, провожаемый сотнями глаз, засеменил далее по палубе, а офицеры согласились, что капитан не так забавен, как, наверно, думалось Александру, и что «бесплатный сыр», так сказать, бывает только в мышеловке.
− Вот он в нее и угодил! И все из-за этой американки. Она, стерва, подпустила такие ветры! − Барыня-пушка захлопнул крышку часов, куснул аккуратно стриженные усы и по-боцмански выругался. − Ладно, господа, я к Гергалову, − он щелкнул каблуками и скорым шагом отправился на полуют.
− Сережа! − Захаров догнал его, хватая взглядом напряженное лицо канонира. − Голубчик, − Дмитрий Данилович от волнения глотал окончания слов. − Я знаю, Александру Васильевичу сейчас хуже нет, поддержи его… но… Вам бы извиниться время, Сереженька, перед капитаном. Больнее близких никто не ранит… Может, в последний раз видим Андрей Сергеевича… А насчет этой чертовой бабы я согласен… Ну, да что теперь…
Каширин дернул глянцево выбритой щекой, но ничего не ответил.
«Что ж, легче страдать от ошибки, чем признать ее», − подумал Захаров, глядя ему вслед.
− Григорий Павлович, − старший офицер подошел к мичману. − Давайте-ка за отцом Аристархом, и тоже к капитану. Я всё же еще раз попробую уговорить его − чем черт не шутит.
− Слушаюсь, − козырнул Мостовой, но вдруг замялся, покраснел и, повернувшись спиной к притихшим матросам, заговорил на плохом французском:
− Я извиняюсь, Дмитрий Данилович, но я… вы, кстати, осведомлены о правилах… я, знаете ли, не искушен… в дуэлях… лишь понаслышке, да в опере… Возможны ошибки.
Захаров махнул рукой.
− Возможно, голубчик, но глупо бояться ноги замочить, когда грядет потоп. Ступайте за попом, разберемся.
Глава 16
Андрей выпил мелкую рюмку анисовки с давленым лимоном и закусил куском солонины, выждал, когда желудок взялся теплом; лишь тогда сел за стол, бросив на колени рушник.
Палыч немедля поднес в фарфоровой чашке дьявольски горячий чай и испеченные коком коржи.
Андрей задумчиво позвенел ложечкой, разгоняя сахар, и, глядя в одну точку, принялся часто глотать дымящийся кипяток.
У денщика тоже был налит чай, однако слуга не смел его подносить к губам. Он сидел и ловил настроение барина с выражением глубокого почтения и испуга на своем серьезном и добром лице.
− Суколами смотрим, орлами мы парим! − Захаров без стука отворил дверь и перешагнул порог. − Ну-с, как оно можется, Андрей Сергеич?
− Вашими молитвами, − капитан, не поворачивая головы, пожал протянутую руку старшего офицера.
Захаров сделал знак Палычу и, когда тот вышел, заходил взад и вперед, глядя себе под ноги и морща лоб.
− Не мерзко вам будет, ежли я… − начал он, поводя плечами.
− Отчего же… Сделай милость, брат, но только не надейся, Дмитрий Данилович, тронуть меня горячей просьбой. Решения своего не изменю.
− Господи Иисусе! Андрей Сергеевич, да прости ты ему, с ума сходит… Уж тыщу раз раскаялся… Милости вашей молит… Вы бы не обращали внимания на Шурочку − это ж богема, хоть и наш, флотский. А породу его тараканью не изменить… Загибнет талант… Хотя спору нет… виноват, как есть кругом виноват… Я же сказывал давеча вам: ветер у него в голове, а если под мухой, то и моча, простите… Пощадите, ваше высокоблагородие, как за сына прошу. Ну-с, хотите…
− Не хочу! − Андрей резко поднялся из-за стола, опрокинув недопитую чашку чая. Белая фарфоровая ручка хрупнула и осталась лежать в блюдце. − Довольно! Я всласть нахлебался его выходок. Вчера и пуля в стволе от возмущения могла не сдержаться. И вообще, господин Захаров, не заставляйте меня говорить вам то, о чем я потом пожалею.
− Голубчик! − в глазах опытного офицера дрожали слезы. − Лишку было выпито им. Шутка ли?
− Да, не шутка. Ну так что с того, − разум терять? Вот пусть и отвечает за лицедейство. Здесь не театр!
− Господи, Господи… − Захаров обхватил голову руками. − Ему стоило быть поумнее.
− А он и так был не глупцом.
− Да, но деньги и любовь делают дураками и не таких умников. Дуэль… Смерть из-за какой-то трясогузки! Как глупо, несправедливо…
− А по мне, так всё справедливо в любви и в войне! − горячо и взволнованно рубанул капитан. Открытое лицо его потемнело. Захаров поежился, как от озноба, но выдержал взор и вновь атаковал с фланга:
− Андрей Сергеевич, ваше высокоблагородие, у него же жена-душка в Москве, Машенька, всего осьмнадцати лет…
− Меня это не касается! Задета честь дамы и моя!
− Дак… а предмета ссоры-то как будто нет, чтоб, значить, пощупать…
− А это что?! Не щупается? − Преображенский метнул грозный взгляд на дуэльный ящик. − Мостовой с утра тарабанил в дверь. «Выбраны пистолеты!», сказывал… Или я глух?
− Вот крест! Он не будет стрелять в вас! − Захаров мелко перекрестился. − Я-то знаю его, в воздух разрядит.