Читаем Кровь на шпорах полностью

− Зря он так с им, − обиженно дернул бровями Палыч. − Кипит Андрей Сергеич, лучше не подходи − обожжет. Не взыщите, на палубу я, к Шилову, за чайком. Испить желают его благородие перед пальбой.

Палыч, провожаемый сотнями глаз, засеменил далее по палубе, а офицеры согласились, что капитан не так забавен, как, наверно, думалось Александру, и что «бесплатный сыр», так сказать, бывает только в мышеловке.

− Вот он в нее и угодил! И все из-за этой американки. Она, стерва, подпустила такие ветры! − Барыня-пушка захлопнул крышку часов, куснул аккуратно стриженные усы и по-боцмански выругался. − Ладно, господа, я к Гергалову, − он щелкнул каблуками и скорым шагом отправился на полуют.

− Сережа! − Захаров догнал его, хватая взглядом напряженное лицо канонира. − Голубчик, − Дмитрий Данилович от волнения глотал окончания слов. − Я знаю, Александру Васильевичу сейчас хуже нет, поддержи его… но… Вам бы извиниться время, Сереженька, перед капитаном. Больнее близких никто не ранит… Может, в последний раз видим Андрей Сергеевича… А насчет этой чертовой бабы я согласен… Ну, да что теперь…

Каширин дернул глянцево выбритой щекой, но ничего не ответил.

«Что ж, легче страдать от ошибки, чем признать ее», − подумал Захаров, глядя ему вслед.

− Григорий Павлович, − старший офицер подошел к мичману. − Давайте-ка за отцом Аристархом, и тоже к капитану. Я всё же еще раз попробую уговорить его − чем черт не шутит.

− Слушаюсь, − козырнул Мостовой, но вдруг замялся, покраснел и, повернувшись спиной к притихшим матросам, заговорил на плохом французском:

− Я извиняюсь, Дмитрий Данилович, но я… вы, кстати, осведомлены о правилах… я, знаете ли, не искушен… в дуэлях… лишь понаслышке, да в опере… Возможны ошибки.

Захаров махнул рукой.

− Возможно, голубчик, но глупо бояться ноги замочить, когда грядет потоп. Ступайте за попом, разберемся.

Глава 16

Андрей выпил мелкую рюмку анисовки с давленым лимоном и закусил куском солонины, выждал, когда желудок взялся теплом; лишь тогда сел за стол, бросив на колени рушник.

Палыч немедля поднес в фарфоровой чашке дьявольски горячий чай и испеченные коком коржи.

Андрей задумчиво позвенел ложечкой, разгоняя сахар, и, глядя в одну точку, принялся часто глотать дымящийся кипяток.

У денщика тоже был налит чай, однако слуга не смел его подносить к губам. Он сидел и ловил настроение барина с выражением глубокого почтения и испуга на своем серьезном и добром лице.

− Суколами смотрим, орлами мы парим! − Захаров без стука отворил дверь и перешагнул порог. − Ну-с, как оно можется, Андрей Сергеич?

− Вашими молитвами, − капитан, не поворачивая головы, пожал протянутую руку старшего офицера.

Захаров сделал знак Палычу и, когда тот вышел, заходил взад и вперед, глядя себе под ноги и морща лоб.

− Не мерзко вам будет, ежли я… − начал он, поводя плечами.

− Отчего же… Сделай милость, брат, но только не надейся, Дмитрий Данилович, тронуть меня горячей просьбой. Решения своего не изменю.

− Господи Иисусе! Андрей Сергеевич, да прости ты ему, с ума сходит… Уж тыщу раз раскаялся… Милости вашей молит… Вы бы не обращали внимания на Шурочку − это ж богема, хоть и наш, флотский. А породу его тараканью не изменить… Загибнет талант… Хотя спору нет… виноват, как есть кругом виноват… Я же сказывал давеча вам: ветер у него в голове, а если под мухой, то и моча, простите… Пощадите, ваше высокоблагородие, как за сына прошу. Ну-с, хотите…

− Не хочу! − Андрей резко поднялся из-за стола, опрокинув недопитую чашку чая. Белая фарфоровая ручка хрупнула и осталась лежать в блюдце. − Довольно! Я всласть нахлебался его выходок. Вчера и пуля в стволе от возмущения могла не сдержаться. И вообще, господин Захаров, не заставляйте меня говорить вам то, о чем я потом пожалею.

− Голубчик! − в глазах опытного офицера дрожали слезы. − Лишку было выпито им. Шутка ли?

− Да, не шутка. Ну так что с того, − разум терять? Вот пусть и отвечает за лицедейство. Здесь не театр!

− Господи, Господи… − Захаров обхватил голову руками. − Ему стоило быть поумнее.

− А он и так был не глупцом.

− Да, но деньги и любовь делают дураками и не таких умников. Дуэль… Смерть из-за какой-то трясогузки! Как глупо, несправедливо…

− А по мне, так всё справедливо в любви и в войне! − горячо и взволнованно рубанул капитан. Открытое лицо его потемнело. Захаров поежился, как от озноба, но выдержал взор и вновь атаковал с фланга:

− Андрей Сергеевич, ваше высокоблагородие, у него же жена-душка в Москве, Машенька, всего осьмнадцати лет…

− Меня это не касается! Задета честь дамы и моя!

− Дак… а предмета ссоры-то как будто нет, чтоб, значить, пощупать…

− А это что?! Не щупается? − Преображенский метнул грозный взгляд на дуэльный ящик. − Мостовой с утра тарабанил в дверь. «Выбраны пистолеты!», сказывал… Или я глух?

− Вот крест! Он не будет стрелять в вас! − Захаров мелко перекрестился. − Я-то знаю его, в воздух разрядит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фатум

Белый отель
Белый отель

«Белый отель» («White hotel»,1981) — одна из самых популярных книг Д. М. Томаса (D. M. Thomas), британского автора романов, нескольких поэтических сборников и известного переводчика русской классики. Роман получил прекрасные отзывы в книжных обозрениях авторитетных изданий, несколько литературных премий, попал в списки бестселлеров и по нему собирались сделать фильм.Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет. Сочетание тщательной выписанности фона с фантастическими вкраплениями, особое внимание к языку и стилю заставляют вспомнить романы Фаулза.Можно воспринимать произведение Томаса как психологическую драму, как роман, посвященный истерии, — не просто болезни, но и особому, мало постижимому свойству психики, или как дань памяти эпохе зарождения психоаналитического движения и самому Фрейду, чей стиль автор прекрасно имитирует в третьей части, стилизованной под беллетризованные истории болезни, созданные великим психиатром.

Джон Томас , Д. М. Томас , Дональд Майкл Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги