Кровь на шпорах

Сам же виновник − Александр Васильевич − с обычным припозданием размашисто вошел в кают-компанию, легкомысленно щелкнул каблуками, приветствуя всех хором и, отказавшись от предложенного, кроме мускату, плюхнулся на диван, нарочито пытаясь создать впечатление, что всё славно, всё замечательно, и, право, нельзя желать лучшего.

Обед итожило басовитое нытье отца Аристарха да чай с галетами, которые Андрею показались, мягко говоря, неважными для желудка.

На ужин капитан не пришел, сославшись на отсутствие аппетита, что, впрочем, было недалеко от истины. Хотя, по правде сказать, его теперь бесил чайный бархат гергаловских глаз, Богом данный голос, словом, всё, что было связано с этим неувядающим, жизнерадостным хамом, бабником и повесой.

И сейчас он темнел лицом, лежа под одеялом. Трижды проклял себя за то, что ввязался в этот, «тьфу», разговор. «Ведал же, что сия перепалка пожар раздует! То-то, что знал! А что теперь, − боль сердечная?!»

Но тут же Преображенский задыхался от злости на Александра за то, что он, друг и брат названый, столь подлейше вторгся в его личную жизнь! «Господи, как глупо, как глупо! Ох уж эта болезненная спесь! − ворочался Андрей. −Крепки мы задним умом, ждем, пока гром не грянет… Мне бы отшутиться − глядишь, и забыто… В конце-то концов, ей выбирать меж нами…»

Ему вдруг захотелось принять горячую ванну, выпить водки и, черт с ней, гордыней, постучаться к Александриту. Всё выложить начистоту, обняться, и − за борт обиды.

Он подтянул колени к животу − так уютнее, теплее. «Эх, мысли, мысли… Пожелания легко сеять… Правильно Палыч выводит: “Советы что касторка: прописать − тьфу, а проглотить… перекреститься надо”. Ох, Васькович, ну что мне с тобой делать?» − капитан ровно узрел большие шалые глаза и услыхал густой голос: «Господа, ваше здоровье! Мне отрадно, что у нас с вами выбран один фарватер к любви, или, ежли боле по нраву, к «швартовке», ха-ха! Все мы за абордаж вместо буколики при луне. Право, эти Хлои и Аргиопы без разбору жаждут, чтоб с ними уединились. Им только и нужно, если случись конфуз, чтоб ширма была от чувства вины, а так… бьюсь об заклад, дамам вельми как сладко, когда тропинка ко греху пробита напролом и натиском. Да и к ряду, если говорить о них, несравненных, открою вам несколько истин, господа, слышанных мной на Москве в известных домах. Для женщин муж − как сундук: должен быть старым и при деньгах. Мало его сыскать, следует еще и закопать. Для мужчины ложь − крайнее средство, для женщины − первейшая потребность. И последнее: разбойник требует жизнь иль кошелек, а наши Евы забирают и то, и другое».

«У тебя, пожалуй, заберешь… Сам кого угодно обчистишь и “осчастливишь”».

День назавтра ожидался нелегким: тут и мелкий ремонт в трюмах, и контроль за штопкой парусины, и натирка воском палубной доски, да мало ли головной боли у капитана? Андрей Сергеевич не мог изменить устоявшейся привычки догляд вести самому и, доверяя, проверять. А перед этими флотскими делами определенно следовало поспать. Когда в глазах песок, а рот рвет зевота − утро хуже каторги. Он сложил пальцы на затылке в замок и попытался забыться.

Капитан засыпал, когда перед мысленным взором возник в туманах образ мисс Стоун. Приподнятая русая бровь отражала то сочетание иронии и снисходительности, которое столь характерно для лиц высшего круга.

Преображенский пожелал себе добрых сновидений и в сотый раз согласился: «Туго без женщины, туго…»

Глава 13

Он задремал, потому как с очевидной явственностью вздрогнул, когда, не открыв глаз, ощутил в каюте чей-то шаг. Клочья мерзкого сна вязались с непрошеной действительностью.

Оставаясь недвижимым, он разлепил веки. В каюту из приоткрытой двери падал седой, точно табачный дым, от-свет, и в этой курящейся мгле был отчетливо виден черный силуэт мужской фигуры. Лица вошедшего Преображенский не разглядел, зато сердце замерло, когда в руке визитера сверкнул синим холодом ствол.

Андрей − ни шороха. Дождь барабанил в иллюминатор дискантовым тамбурином; разбавленный трюмным фонарем полумрак, наполнявший каюту, был сер и зеленовато грязен. Дверь, заскулив, медленно затворилась. «Ба! Да это же Сашка Гергалов! И похоже, пьян, стервец, в дым! − пальцы Андрея осторожно сомкнулись на рукоятке пистолета. − Надо же, и на старуху бывает проруха… Вот и погодился, родимый».

Конечно, это был он, его помощник − артистическая походка с легкостью болеро.

«Черт, такой Адонис просто обречен на успех среди дам… Мундир, деньги, в меру интеллект и перспектива, − всё при нем, даже приторно!» − боевая улыбка медленно тронула губы капитана, старавшегося унять внутренний трепет. Держа оружие наготове, он силился обнаружить в лице Александра мотив его поступка.

«Идиот, завтра же будет краснеть из-за пьяного куража!» − Андрея всегда бесили слишком раскованные приятели. Они смертельно утомляли своими пьяными нудными откровениями и панибратскими наклонностями.

Гергалов, успокоенный тишиной, нетрезво шатнулся к кровати…

− Стоять!