А затем был горячий граф Луиджи ди Арансади − славный потомок старинного рыцарского рода с породистым профилем и сверкающими глазами, напоминавшими черные градины. Он не был придворным петиметром136
, не был и шаркуном, ищущим покровительства в тени всесильных. Во всяком случае, таким казался. Имя его повторялось мужчинами с завистью, дамами − с восхищением. Она любила его за силу, решимость, смелость… «Любила?» −Аманда отрицательно покачала головой. Граф просто нравился ей. Его словесам о любви она доверяла не больше, чем велеречивости православной службы. Итальянец был не женат, хотя был богат сединой и деньгами: когда она с миссией оказалась в Риме, тот, еще не ведая о ней, не пытался скрывать, что падок до красивых женщин-путан137, сицилийского вина и охоты.«Странно, − подумала она, − самые важные события моей жизни, ведущие к взлету либо к падению, сотканы с сердечными делами…» Допивая вино, она в который раз рассудила, что романы, имевшие место в ее карьере, не являлись распутством по расчету, как у доброй половины смазливых прелестниц при каждом дворе… Не являлись они и порывом похоти: тешить свою плоть грубой чувственностью… Отзвуки Южной Англии, страны скрытых женских вздохов и слез, луговых цветов и чистых родников несли они с собой, да и вообще она не была солдатом в юбке, каким, пожалуй, хотел бы ее лицезреть лорд Уолпол. Что ж, блеску в ее жизни хватало порой без конца… Но вот любви, любви настоящей, без золотушной влюбленности было меньше, чем мало…
Но вот приветливая улыбка обласкала губы и постепенно осветила лик англичанки.
«Осоргин, − она не смогла сдержать волнения, − милый князь!» Леди смахнула горькую росу слез. Этот не брался за что попало, лишь бы не пропасть, и не высиживал в приемных и кулуарах, чтобы поймать фортуну за хвост. Всё вершил своей головой да службой. «Милый князь, − шепотом повторила она. − Ты единственный, кому отдано было сердце… но тебя уже нет».
Сверху послышался дребезжащий зов склянок. Их звук давно пел в ушах, словно морская раковина. После приключившейся слабости от воспоминаний, когда ее переполнила жалость к себе, она боле не утирала слезы, и сейчас удивлялась равновесию, посетившему душу. Каюта давила сырой затхлостью, и мысль о свежести наверху − стоит ей только подняться − подтолкнула Аманду дернуть коричневый шнур сонетки. «Может быть, Линда где-то по-близости, и, заслышав колоколец, не замедлит прийти?» Как у всех добросовестных слуг, у Линды в высшей степени было развито чувство приличия и долга.
Леди прислушалась, прикрывая нос пышной собольей муфтой, но кроме изредка долетавших команд вахтенного ничего не услышала. «Может, прилечь отдохнуть? Нет, не хочу». − Она посмотрела в иллюминатор: залетная двойка альбатросов скорбным криком приветствовала фрегат; над головой, через потолочную переборку послышалась обычная возня и треск крыльев чем-то потревоженной птицы. «Наверное, крысы», − подумала она и вновь нетерпеливо бросила взгляд на толстое стекло, наблюдая, как сине-фиолетовый горизонт постепенно окрашивается в зеленовато-розовые краски заката. Пристально всматриваясь в зыбкую зелень пространства, не имеющего порога, Аманда продолжала думать о запавшем в душу капитане.
При всей его независимости, ей было приятно, что он не относился к породе тех чванливых и самонадеянных хамов, которые считали своих пассажиров в юбках чуть ли не законной добычей для альковных дел. «Этого мне еще не хватало!» Однако опытный глаз отметил: обручального кольца на пальце капитана нет. «Значит, не женат». Свое золото англичанка сняла за ненадобностью еще две недели назад. Для подстраховки леди Филлмор, пускаясь в щепетильные авантюры, имела обыкновение рассвечивать свой пальчик златой безделицей. «Береженого Бог бережет», − рассуждала она, хотя давно сделала вывод: защищал ее этот аргумент от посягательств не лучше банальной заколки. От той была хоть какая-то польза, а обручальное кольцо… Хм, для многих светских волокит оно оказывалось тем искушением, тем волнующим кровь барьером, каковой они, вылезая из шкур, пытались во что бы то ни стало преодолеть.
Вспоминая черно-русые брови и ресницы Преображенского, она вдруг подумала: «Ему наверняка приходится бриться пару раз в день… Да, волосами Господь его не обделил», хотя она больше предпочитала мужчин с матовой, гладкой кожей.
От неожиданности леди Филлмор вздрогнула и с нескрываемой досадой посмотрела на потолок. В курятнике до хрипоты драл глотку петух. Наблюдая горластого соседа ежедневно, Аманда до ярких мелочей представила несчастную птицу, заключенную в клетку. Сотрясая арбузно-кровянистым гребнем, непоседа просовывал вертлявую голову меж деревянными прутьями и истошно провозглашал наступление нового дня, либо подводил черту дню уходящему.