Кровь нуар

— Мои статьи смогут уменьшить нанесенный вред, но по-настоящему хорошую сплетню трудно убить, когда она попадет на серьезные каналы.

— Что можно сделать?

— Я думаю о серии статей на тему о том, каково быть участником жизни Жан-Клода. Типа разговор с Джейсоном на тему, каково ему быть pomme de sang. Каково быть его подругой. Начнем с опровержения слуха, но, быть может, наш мастер города заждался хорошей прессы.

— Такой прессы, чтобы показывала, что это он правит своим городом.

— Да, Джейсон очертил, о чем мне не дозволено писать. Если бы я не боялся расшифроваться, история была бы намного лучше.

— Ирвинг, если ты напишешь все, что знаешь, боязнь расшифровки будет самой малой из твоих забот.

— Это угроза? — спросил он.

Я подумала и ответила:

— Нет. Сознательно — нет. Но я все еще Больверк твоей стаи. Исполнитель злых дел.

Он сказал тише:

— Да, я помню. Ты наказываешь непослушных вервольфов.

— Но это была не угроза, а замечание из жизни. Я думаю, что Ричард доберется до тебя намного раньше, чем я.

— Да, наш Ульфрик вроде бы набрался крутости нрава.

— Мне очень жаль.

— А это правда, что она ему от тебя досталась? — спросил Ирвинг.

— Похоже на то.

— Тогда позволь выразить восхищение твоему самообладанию все эти годы.

Я не была уверена, что это комплимент, и потому не стала реагировать.

— Спасибо. Так чем я могу тебе быть полезна?

— Первую статью пустим про отца Джейсона и рак. Объясним, что мастер не мог собраться в дорогу так быстро, и потому для моральной поддержки послал с Джейсоном тебя. Такая сентиментальность пройдет на ура.

— А не покажется Жан-Клод слабым в глазах других мастеров?

— Анита, у нас не так много способов опровергать этот слух. Показать, что Жан-Клод великодушен по отношению к своим, — это может создать ему репутацию слабого среди других мастеров, но мы, подчиненные, можешь мне поверить, будем читать и думать: «Вот на такого мастера бы работать. Интересно, как бы мне перебраться в Сент-Луис?» Революции делаются снизу, а сверху очень редко.

— А мы затеваем революцию?

— Способ правления Жан-Клода на его территории можно назвать революционным, Анита. Я не единственный репортер в глубоком прикрытии. Есть нас парочка, что сидят и стонут, какие бы могли дать материалы, если бы не прикидывались нормалами.

Я оперлась на спинку кровати, все еще держа подушку на коленях.

— Наверное, я думала, что ты единственный репортер с таким глубоким прикрытием.

— Нет, есть еще один лебедь, и еще вервольф, и даже тигр один.

— И все вы сумели скрыть, кто вы такие?

— Ага.

— Нелегко вам приходится.

— Скрываться нелегко, это правда. Но куда труднее тем, кто не скрывается, сама видишь.

— Ты прав, — вздохнула я.

— Хотя твоя роль человека-слуги в материалы не попадет. Только ваши любовные отношения.

— Я смотрела в кодексах. То, что я его слуга-человек, не является легальным основанием для увольнения меня с поста федерального маршала, и даже обычного копа, если бы я таковым была.

— Ты хочешь сказать, что я могу это использовать?

— Нет, но я хочу сказать, что дело тут не в законе. Не от него я скрываюсь — от чужого мнения.

— О'кей, я напишу статью о том, как заблуждаются мои коллеги-репортеры, а потом начнем статью про Джейсона. Следующая про тебя, а потом посмотрим, кто еще захочет говорить. Моему редактору это понравится.

— А твоей девушке?

— Вот сейчас после нашего разговора ей позвоню. Трудностей не будет — она в нашей профессии.

— О'кей.

— У тебя усталый голос, — сказал он.

Прислонившись головой к спинке кровати, я ответила:

— Вполне возможно.

— Пойду поймаю редактора и начнем. Вы там поосторожнее, ребята.

— Я всегда осторожна, Ирвинг.

— Если это у тебя называется осторожностью, — засмеялся он, — то будь безбашенной. Наверняка получится лучше.

Мы оба со смехом повесили трубку. Я положила телефон на базу и снова прислонилась к стенке, даже глаза закрыла. Я и правда устала. И даже понять не могла, почему устала.

Кровать шевельнулась. Я открыла глаза и увидела Джейсона, сидящего передо мной, и глаза его были очень близко к моим. Он был все еще голый, потому что, если не считать подушки у меня на коленях, никто из нас о халатах не подумал.

— Мы сделали все, что могли, Анита, — сказал он.

Я выдала ему улыбку, вполне отвечавшую моему самочувствию, то есть то, что можно было бы назвать улыбкой.

— Хотелось бы иногда иметь возможность не делать все, что можешь. Вот чтобы не было кризиса, который надо разруливать.

Он усмехнулся:

— Я тебя понимаю.

Потом улыбка изменилась с обычной на «Я тут придумал одну неприличную штуку…»

— Чего?

В этом одном слове были заложены тонны подозрительности.

Он засмеялся, и лицо его стало вдруг еще моложе, чем было, будто мелькнул Джейсон, которого я никогда не знала, которого чуть не убила Райна, превращая в вервольфа. Джейсон до того, как стал утренним завтраком Жан-Клода. До того, как жизнь его пообтрепалась на краях.

Но смех кончился, и глаза его стали серьезными. Глядели они прямо на меня.

— Лицо у тебя какое-то задумчивое. О чем бы?