Кровь Рима

Радамист улыбнулся. - Вас двое. Моих приближенных в пять раз больше, чем вас. Если хотите драться, то вы проиграете.

- Мы еще посмотрим, - ответил Макрон с опасным блеском в глазах. - Кто первый, а?

Иберийцы замешкались, и Катон воспользовался моментом, чтобы попытаться предотвратить бой. - Если нам причинят вред, мои солдаты нападут на вас, и никто из нас не выживет.

- Я не буду повторять это снова, трибун. Вложите мечи в ножны и оставьте своего человека нам.

- Нет, - отказался Катон, внимательно следя за последователями Радамиста, которые рассыпались по обе стороны. - Просто продолжай отступать, Макрон.

Высоко нацелив свои мечи, два офицера попятились, а Глабий отступал за ними достаточно близко, чтобы не отстать от двух офицеров. Некоторые из римлян у ближайших костров уже начали продвигаться вперед, некоторые с обнаженными мечами. Иберийцы не отставали от двух римских офицеров и их пленника, двигаясь на небольшом расстоянии, прежде чем Радамист скомандовал, и они остановились, глядя на римлян, отступавших в безопасное место. Как только он почувствовали себя в безопасности, Катон вложил меч в ножны и приказал Макрону сделать то же самое. Затем, с Глабием между ними, они быстро отправились в штаб, чтобы подготовиться к следующему утру.

*************

ГЛАВА ДВАЦАТЬ СЕДЬМАЯ

- Люди готовы, господин, - доложил Макрон Катону, уже стоявшему перед группой солдат, отобранных для проведения казни. С ним были штандарты обеих когорт, а вокруг Глабия выстроились четверо преторианцев. Ауксилларий был раздет до набедренной повязки и стоял босиком в розовом свете рассвета. Перед ними, с трех сторон, стояла когорта пращников, каждый из них в своем кожаном плаще, накидке, тунике и сапогах. Их плащи были откинуты на одну сторону, обнажая рукоятки мечей. Опционы и центурионы стояли перед своими подчиненными, облаченными словно на парад. Радамист со старшими офицерами и восемь человек из отряда погибшего ибера ждали позади палачей, готовые засвидетельствовать казнь. Остальная часть колонны уже переправилась через реку и расположилась на дальнем берегу, ожидая приказа возобновить наступление, как только казнь закончится.

Катон и Макрон обменялись салютами, прежде чем последний встал рядом с осужденным. Катон сделал небольшую паузу и оглядел товарищей Глабия, пытаясь оценить их настроение, но их лица были бесстрастными, а дисциплина, казалось, не была затронута участью их товарища. Глабий провел ночь под охраной у палатки Катона. Он не спал, но умолял Катона пощадить его жизнь, пока Катон не выдержал и не велел ему попридержать язык за зубами, если он хочет избежать кляпа и не быть связанным. После этого ауксилларий стал что-то жалобно бормотать себе под нос.

Катон оставался один всю ночь, его сон нарушали редкие стоны страданий Глабия, а ночь безжалостно поглощала то немногое время, что ему оставалось. Когда на горизонте показались первые проблески рассвета, Макрон принес ему немного еды, но у пращника не было аппетита, и вместо этого он умолял Макрона помочь ему бежать.

- Не могу. Прости, парень. Слово трибуна – закон, и его не обойти.

- Но у меня есть семья, центурион. Что с ними будет?

- Откуда мне знать? А теперь давай, попробуй что-нибудь съесть. Немного еды в животе тебе не повредит.

- Но и не принесет ничего хорошего.

- Как хочешь. - Макрон поставил миску на землю. - Я вернусь, когда прозвучит утренний сбор.

Убедившись, что Макрон ушел, Катон поднялся с постели, надел сапоги и вышел из палатки. Глабий поднял голову, затем автоматически встал по стойке смирно.

- Вольно, - приказал Катон, затем жестом указал на миску с кашей. - Центурион Макрон прав. Это может пойти тебе на пользу.

Глабий проигнорировал еду и прямо встретил взгляд своего командира. - Почему ты так поступаешь со мной, господин?

- Ты знаешь почему. Ты совершил преступление, которое карается смертью.

- Это твоя интерпретация, господин. Сомневаюсь, что она имела бы силу перед магистратом в Риме.

- Но мы не в Риме.

Это был легкомысленный комментарий, и Катон почувствовал, как в его груди зашевелились вина и жалость.

- Послушай, Глабий, ты убил человека. Это чистый факт. Затем у меня есть рассказ иберийцев о том, что произошло, и твой.

- И рассказ опциона, господин. Кроме того, мы сказали правду. А иберийцы – лживые ублюдки.

- Возможно, - согласился Катон. - Но эти две версии не сходятся. Поэтому все, что я знаю наверняка, это то, что здесь лежит тело человека Радамиста, и что ты признал, что убил его. На этом основании я обязан исполнить наказание, предусмотренное правилами. Ты умрешь в течение часа, Глабий. Ты должен задать себе вопрос: каким образом ты примешь смерть? Умрешь ли ты как трус, завывая и протестуя против своей невиновности? Или ты умрешь как римский солдат? Гордый и непокоренный перед лицом смерти.

- Почему меня это должно волновать, господин? Я умру в любом случае.