Кровь Рима

Несмотря на то, что он все еще изо всех сил пытался связно мыслить, Катон услышал слова своего друга с нарастающим чувством стыда. Он был слаб, когда его люди нуждались в нем, вместо того, чтобы быть сильным. Если у не было ранений и болезней, которым солдаты были подвержены во время похода, то не было оправдания его недееспособности. Конечно, он не принял бы никаких оправданий ни от кого из подчиненных. Он бы назвал их симулянтами, такими солдатами, на которых другие смотрели со знанием дела, с вызывающим презрением. Солдаты, которые подводили своих товарищей и придумывали болезни, чтобы избавиться от работы или, что еще более непростительно –оставить свое место в боевой линии. Мысли Катона сосредоточились на последней мысли, и он боялся подумать, что Макрон может обо всем этом подумать. Он повернул голову набок и пристально посмотрел на деревянную доску всего в нескольких сантиметрах от его лица.

- Мне очень жаль, Макрон. Я подвел тебя. Подвел парней... - Катон мог представить себе язвительные комментарии, которые будут делать рядовые о слабости своего командира, и эта мысль наполнила его еще более сильным отвращением к самому себе. - Они не сочтут меня подходящим снова их возглавить.

- Это чушь, парень. - Макрон заставил себя произнести это веселым голосом. - Да ведь они без раздумий последуют за тобой через врата Плутона и будут уверены, что ты выведешь их на другую сторону.

- Не после такого. Макрон, я провоевал достаточно долго, чтобы знать, как работает их разум.

- Они будут в порядке. Кроме того, насколько им известно, ты получил травму головы и вернешься к обязанностям, как только выздоровеешь. Думаю, они будут благодарны за то, что я больше не буду на них рычать.

Катон почувствовал смесь благодарности к другу и уязвимости. Даже если бы люди никогда не догадались об истинной причине, Макрон всегда будет знать ее. И это было бы бременем для Катона.

- Я устал. Мне нужен отдых.

-      Конечно, тебе положен отдых. Лучше я перестану тебя донимать и отправлюсь исполнять свои обязанности, - Макрон похлопал его по плечу и повернулся к Бернише. - И я уверен, что эта сделает все возможное, чтобы помочь тебе выздороветь. Думаю, она тебе немного приглянулась. Верно, милая?

Берниша улыбнулась и смочила тряпку водой из фляжки Катона, затем сложила ее в компресс и приложила ко лбу.

- Ты в надежных руках, парень. Увидимся позже, в лагере. А пока отдохни еще немного.

Макрон уселся на задник повозки, спрыгнул на дорогу и зашагал вперед, чтобы догнать своих людей.

В грохочущем фургоне Катон изо всех сил старался устроиться поудобнее и закрыл глаза. Краткий миг бодрствования утомил его, и снова его мысли приходили с трудом, но даже тогда они были случайными и редко связными. «Больше похоже на сон», - подумал он. Когда напряжение спало с его конечностей, в его голове промелькнули беспокойные, неупорядоченные образы и впечатления: суровый ужас штурма внутренней стены Лигеи, первый раз, когда они с Юлией занимались любовью, убежденность в том, что он погибнет, когда он много лет назад подплыл к разбитому кораблю у берегов Британии, чтобы спасти выживших, страх потерять Макрона, когда его друг был ранен стрелой в той же кампании, нервозность того момента, когда его впервые представили своему сыну, и глубина любви, которую он испытывал к Луцию с тех пор, а потом лицо мальчика, которого он пронзил в Лигее... Казалось, так похожего на Луция. Настолько, что казалось, будто он убил своего сына. А потом тьма и забвение, когда он, наконец, вновь погрузился в глубокий сон совершенно измученным и несчастным.

Берниша сидела рядом с ним, время от времени освежая компресс и осторожно прикладывая его ко лбу и глазам. Когда он шевелился, ерзал и тревожно бормотал, она брала его за руку и держала ее до тех пор, пока не проходил момент, а затем гладила его темные кудри. Казалось, это успокаивало его разум. Она пробормотала по-гречески: - Отдыхай, трибун. Отдыхай ....

***

Следующие четыре дня колонна шла двумя отрядами. Макрон с облегчением обнаружил, что иберийцы перестали продвигаться слишком далеко так, чтобы римляне не могли за ними угнаться.

Каждую ночь он отдавал приказ разбивать лагерь в таком масштабе, который позволил бы их отколовшимся союзникам присоединиться к римлянам, если они того захотят. Но они оставались на расстоянии, по крайней мере, в полтора километра, и ставили свои палатки под открытым небом, к профессиональному неодобрению Макрона. Если враг воспользуется возможностью напасть на них сейчас, то они вызовут опустошение среди иберийцев. Как ни хотелось ему поехать в их лагерь и попытаться убедить Радамиста объединить колонны, Макрон не мог вынести мысли о том, что такой подход будет восприниматься как признак слабости. И поэтому эти две силы каждую ночь проводили врозь, их костры образовывали две лужи света среди темных масс окружающих гор.