Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Родная, после письма от 21.3 известий от тебя не имею, но надеюсь и верю в то, что ты здорова, работаешь и у тебя светлей на душе, деточка моя, займись своим отпуском – после такого тяжелого для тебя года он совершенно необходим. Пусть не получится, как обычно, что в последнюю минуту ты воспользуешься любой оставшейся возможностью и отдых будет неполноценным. Этой зимой я тревожился за твое здоровье и благополучие как никогда. Отчасти этому способствовало то, что от тебя и Маши редко приходили письма. Скоро твой день рождения. Этим летом мне еще, возможно, не удастся взять отпуск, но, если живы будем, встретимся в предстоящем году. Все, что от тебя зависит, делай, чтобы сохранить здоровье. Я написал тебе стихи, может быть, к ним еще прибавлю – тогда пришлю. Они все проникнуты твоим именем. Одно из них прилагаю. Оно не лучшее, но как говорил мудрый Соломон: «радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово вовремя».

Целую, любимая.

Саня

Пусть ты в памяти только,
Пусть ты вдалеке,
Наступает мгновенье,
И вдруг
Ты коснешься
Скольженьем ресниц по щеке,
Лаской локонов,
Трепетом рук.
Это – елью рождественской
Вспыхнуло время.
Это – юности
Праздничный зов.
Это – воспоминанье
Утонуло, как гребень,
В пуще былей, преданий и снов.
Это из твоего далека, повторимы,
Всплыли образы, зори, огни…
Я померкшего прошлого
Светлые дни
Расплетаю, как косы любимой

Прости, что так мало сказал тебе ко дню рождения. Момент исключительный и пропадают слова. Всей душой своей я с тобой. В эти стихах мой живой голос, не только перо.

Саня.

№ 424. А. И. Клибанов – М. Н. Горлиной

18.VI.53 г.

Спешу обрадовать вас, родные, что я теперь имею возможность чаще навещать вас весточками. Буду слать вам ежемесячно по письму и вам не будет больше казаться, что вы пишете в пустоту. Судя по Коинькиному письму от 5‐го мая, Коинькины дела все еще не наладились. Это отчасти удивляет меня и очень огорчает. Я понимаю, что это вызывает материальные затруднения и подавляет морально. Прошу вас уменьшить расходы на посылки мне. Я уже писал, что имею теперь заработок и могу обойтись минимальным количеством посылок, да, пожалуй, и вовсе могу от них отказаться. Прошу только прислать лекарства (тиамин в ампулах и пантокрин), а из вещей – портяночный материал, шарф, тюбетейку (по возможности черную и без узоров) и трубку.

Самое большое мое желание сейчас, это чтобы вы организовали свой отпуск, как можете лучше. Напишите, что вы предпринимаете для этого. Хотелось бы получить от вас сведения о вашем здоровье, изложенные медицинским языком. Мне представляется Коинька очень похудевшей. Не можете ли вы прислать мне свои фотографии?

Я не в плохом состоянии. Креплюсь. Самочувствие не эйфорическое, но я полон веры в жизнь. Грустно, что так редки ваши письма. Коинькино имел совсем давно. Очень по настроению пришлось мне неизвестное и только недавно опубликованное в журнале стихотворение Лермонтова, которое я для вас переписал:

«Чувств лишаешься от наслаждения и никогда – от горя». Флобер.

Не изменился я. Все та же вера
Живет во мне, по-старому нова…
Передо мной открытый том Флобера,
Я в нем ищу желанные слова.
Разбегом строк торопятся сомнений,
Тревог моих немая череда,
И вот читаю: «чувств от наслаждений
Лишаешься. От горя – никогда».
Но если так, зачем же не как прежде
Со мной ты откровенна и чутка.
Зачем листков приветных реже, реже
Касается любимая рука.
Или, устав от жизненного спора,
Забылась ты, в минувшее уйдя,
И так избыло исподволь себя
Забвением охваченное горе.

Есть какой-то общий закон человеческой психики, по которому жизнестойкость человека повышается соразмерно трудности проходимого им пути. И так же точно ослабевает человек по мере того, как его дорога становится глаже. Мне кажется, что это последнее состояние переживаете вы – так я чувствую по темпу и характеру ваших писем. Необходимо, родные, еще одно волевое усилие. Сделайте его.

Мне совестно пользоваться добротой Вовы, но мне кажется, что его помощь Сонечке может быть действенной. Что касается собственных ее возможностей, то знаю, что они скромны, но ни одной она не оставит втуне.