Кровь у всех красная (СИ)

Тому план понравился, и он как хороший пленник провисел весь путь — те удивительно долгие три прыжка. А затем вырвался, прижал Хашираму к стене всем телом и снова поцеловал. Жадно. Пьяняще. Голодно. Оглаживая шею и пробираясь горячими руками под отворот косоде.

Сенджу тихо застонал — остаться равнодушным к такому было невозможно по определению. Сама мысль о том, чтобы разорвать поцелуй и повести Изуну пить чай, расспрашивая о причинах такого поведения, казалась кощунством. Как можно оторваться от этих жадных губ? Как можно не ответить на такой поцелуй?

Кому удастся сдержать дрожь наслаждения, когда тебя так жгуче желают?

Хаширама зарылся руками в лохматые черные волосы, упоенно отвечая на поцелуй.

Кажется, всё это время его неправильно соблазняли.

Ответ. Жадная дрожь. Чужая ласка. Взаимность. Это сносило и без того не особо крепкую крышу Изуны. Руки пошли в стороны, заставляя ткань косоде сползти, оголяя плечи. Смуглая нежная кожа на шее, чуть горьковатая на вкус — то ли какое-то мыло с травами даёт горчинку, то ли специфический след чакры. Сбившееся дыхание. Такого Хашираму хотелось залюбить до полного нестояния. Заласкать так, чтобы даже стонать не мог.

Очаровать так, чтоб ни на кого кроме него смотреть не хотел.

Хаширама сладко выдохнул, запрокидывая голову и подставляя шею под эти поцелуи. Губы Изуны оказались очень горячими, почти обжигая — но поэтому же каждое прикосновение отдавалось короткой вспышкой внизу живота. Не хотелось спешить, чтобы распробовать каждое прикосновение, каждый оттенок эмоций — но и одновременно желалось больше. Всего и сразу. Прикосновений, поцелуев, укусов, бурлящей, словно озеро лавы, чужой чакры.

Хаширама скользнул ладонями вниз по гибкой спине, нажал, вжимая в себя еще плотнее. Чтобы ощутить жар кожи и подрагивание тела даже сквозь одежду, чтобы еще раз убедиться, что вот этот неистовый огонь — для него.

Чтобы раздраженно дернуть рубашку, которая мешает ощутить это полностью, и позволить себе чуть ли не впервые в жизни потерять голову.

Изуна чуть отстранился, отошёл, дёрнул его на себя, чтобы в следующий момент развернуть, сделать подсечку… И бережно подхватить за спину, опуская на футон. Одежда полетела в угол, а взгляду открылись нецелованные просторы.

Учиха предвкушающе облизнулся.

Карта тела была новой, совершенно неизведанной — и тем интереснее было пробовать, чутко отслеживая реакцию. Щадить Хашираму Изуна не собирался — полный бой с Мадарой он вполне выдерживал, так что как-нибудь и полный цикл любви должен пережить.

Сначала — довести до ровной, расслабленной горячей неги, что в первый раз так сложно, ведь здравый смысл перебивает жадность. Самое простое — это отдрочить или отсосать, но это… Удовольствия как от чиха. Не-е-ет, нужно, чтобы удовольствие захватило всё тело — от паха до кончиков пальцев, от вздоха до последней мысли.

Медлить нельзя. Спешить — тоже.

Как хорошо, что он такой предусмотрительный мальчик и взял с собой масло. Полная бутылочка. Хватит также и на лёгкий, расслабляюще-изучающий массаж.

Хаширама расслабленно раскинулся на футоне… Точнее, попытался расслаблено раскинуться. Тонуть в ощущениях было приятнее, чем пытаться перехватить инициативу, но Изуна оказался слишком соблазнительной сволочью, чтобы реагировать на него так слабо. Лежать, просто подставляясь под прикосновения, получая удовольствие… И лишая себя удовольствия ответных прикосновений…

Нет уж, Сенджу умел быть жадным. Он хотел всё.

Притянуть Изуну, побуждая его лечь, прижаться кожей к коже. Поцеловать — не так бешено, как минуту назад, приноравливаясь, изучая, как больше нравится. Огладить ладонями бока и спину. Прикусить светлую кожу на плече — аккуратно, чтобы не оставить следов. Не потому, что могут быть последствия — просто портить это совершенство царапинами и укусами кажется неправильным. Его нужно любить и нежить…

И Хаширама нежил — ласковыми поцелуями, неторопливым вылизыванием местечка за ухом, когда дыхание щекочет влажную кожу, а губы задевают ушную раковину… Плавился сам от того, что неистовый огонь, ощущаемый в каждом жесте Изуны, не плескал беспорядочными протуберанцами, а окутывал единым слитным покрывалом.

И надеялся, что Учихе так же хорошо.

А тому много и не надо было: от ответной нежности поджимались пальчики на ногах и хотелось някать, умоляя погладить так ещё. Уж чего-чего, а нежности от Мадары добиться было сложно. Не потому что гад и злодей, нет — просто он сам слабо понимал, что это такое и зачем оно нужно.

Губы, руки — везде. Кожа к коже, ощущая животом чужое дыхание. Изуна задумался на секунду, благородный он или жадный. Решил, что ночь длинная, можно побыть и тем и тем… Смазал член Хаширамы и насадился, запрокидывая голову и исторгая из себя горловой стон.

Ощущение заполненности… Ощущение такого плотного контакта, что ещё плотнее — только боль… Движения вверх-вниз, каждое из которых колышет золотистый океан жаркого удовольствия. О да…