Он принялся расстегивать сюртук, чтобы снять его — Светлана его не поняла: она не мерзла. Громов постелил свой сюртук на ближайший упавший ствол осины:
— Присаживайтесь. В ногах правды нет.
Светлана его даже поблагодарить не успела — Карл Модестович отвлекся от трупа и позвал Громова к себе. До неё долетали отдельные фразы: что-то о трупном окоченении, холодной ночи и подробностях после вскрытия. Громов присел на корточки возле тела и вместе с Петровым принялся его осматривать. Расстегнув воротничок на убитой, Громов как-то сипло вдохнул и выдал уже привычное:
— Холера!
Петров отозвался чуть менее прилично — Карл Модестович даже поперхнулся воздухом, но промолчал, дожидаясь конца осмотра. Громов вертел тело убитой основательно. Осмотрел и руки, и спину, и долго рассматривал обувь девушки — тонкие домашние туфли. Причем при этом он снова обернулся на Светлану, точнее на её туфли. Она демонстративно отвернулась, наслаждаясь отдыхом и теплом, даже плащ скинула, оставаясь только в мундире.
Парк был странный. Тихо пела одинокая птица, и все. Ни шороха в кустах, ни звука. Ни кошек любопытных, ни собак, ни белок — этих даже в городских скверах было полным-полно. Звери словно затаились, и Светлану мучил вопрос: чего так испугался Тоби, что его пришлось нести отсюда на руках?
Осмотр тела закончился. Громов выпрямился и отошел прочь, изучая уже следы вокруг. С разрешения пристава Карл Модестович подозвал санитаров, которые, подхватив тело убитой, донесли его до носилок и пошли прочь. Медицинский эксперт попрощался со всеми и тоже ушел.
От ворот примчался довольный собой Синица, таща три лопаты, городового и кулек с вкусно пахнущими пирожками в руках городового. Кулек по молчаливой команде Громова молоденький городовой тут же вручил Светлане и помчался обратно к воротам. В последний момент его окликнул Громов:
— Степка!
Городовой обернулся:
— Да, вашбродие?
— Забор осмотрели?
— Так точно! В дальнем конце кто-то снес прям три секции. Следов нету.
Громов поморщился:
— Следов нету… Ладно, потом сами посмотрим. Иди, свободен. — Он, засучив рукава белоснежной сорочки почти по локти и сняв галстук — его он сунул в карман брюк, — взял одну лопату у Синицы, вторую протянув Петрову. Оказывается, Громов не прочь был копать и сам, для себя выбрав алтарный камень.
Синица замер у северной метки, потянув носом и громко сообщив Светлане:
— Пирожки с требухой, вязигой и капустой!
— Копай, Демьян! — строго сказал Громов. — Позже поешь.
— А говорят, как полопаешь, так и потопаешь. В смысле, — начиная копать, пояснил Синица: — как поешь, так и поработаешь.
— На голодный желудок копать лучше, а то заворот кишок заработаешь, Синица. — Громов копал споро, мышцы под тонкой, мало что скрывающей сорочкой так и ходили ходуном.
Синица вспомнил свое крестьянское детство и принялся быстро копать, не отставая от начальства:
— Вы только, Светлана Лексевна…
— Алексеевна! — поправил его Громов, не прекращая копать.
— … А я как сказал? — возмутился Синица, тут же шипя от удивления: — твою же… Э…
Он склонился к земле, поднимая ржавый, грязный серп.
— Мара! — Светлана встала со своего места и пошла к Синице. — Славянская богиня смерти. Серп — её символ.
Громов выпрямился, временно втыкая лопату в землю:
— Холера… Мара, значит.
Светлана принялась пояснять:
— Это никак не связано с «Катькиной истерикой», Александр Еремеевич. Говорят, цесаревича и великую княжну на Обводном канале приносили другим идолам. Идолам плодородия и…
Громов привычно нахмурился:
— Мара не только смерть. Она и возрождение по весне. Она и вода, то есть плодородие в том числе. Что-то тут в Суходольске творится неладное, даже если забыть о десятилетии после жертвоприношения цесаревича.
— Как скажете. — Она протянула кулек с пирожками Громову: — угощайтесь. Дальше копать нет смысла. Кромешники прибудут и сами все сделают, а то не поверят в вашу мизогинию, если вы алтарь откопаете.
Синица потянулся было за пирожком: «Обожаю с капусткой!», — но замер под тяжелым взглядом пристава.
— Мы все же продолжим, Светлана Алексеевна, — сказал Громов, снова принимаясь копать. — А вы пока отдохните.
Светлана обвела взглядом лес:
— Я могу осмотреться? Пройдусь тут недалеко…
— Только смотрите внимательно под ноги, Светлана Алексеевна, — разрешил пристав, а Петров тихо добавил:
— Чтоб не затоптать следы, как Синица.
— А че Синица-то⁈ — вскинулся парень. — Я туточки ничего не затоптал еще.
— Ключевое слово тут — «еще»! — хмыкнул Петров, присаживаясь на корточки и руками осторожно отбрасывая в сторону землю, освобождая старый, пожелтевший, щерящийся выбитыми зубами человеческий череп: — опачки. Что там еще в символах у Мары?
— Ворон или лебедь, — подсказала Светлана. — Так я пройдусь?
— Конечно, Светлана Алексеевна, — кивнул Громов, вытирая со лба капельки пота. — Зовите, если что-то найдете.