Кровь времени

— И что, у всех детективов в душе такая рана? — спросила она почти нежно.

— Это не имеет никакого отношения к моей профессии.

Кеораз вдруг понял, о чем идет речь; он положил кий на край стола.

— Война… — проговорил он отчетливо.

Джереми перевел на него взгляд; миллионер уточнил:

— Вы служили в армии во время Мировой войны.

Джереми облизнул губы и поискал свой бокал взглядом. Иезавель встала и молча подала его.

— Существует общеизвестное выражение: истинная натура человека познается только в экстремальных условиях, не так ли? — Он сделал глоток из бокала. — Так вот, я на личном опыте убедился, что зло является и частью мироздания, и болезнью общества.

Кеораз подошел с хрустальным графином в руках и плеснул еще виски в бокал Джереми.

— Какими бы ужасными ни казались нам зверства, имевшие место в ходе войны, они, увы, вполне вписываются в ее контекст, — заметил миллионер.

Джереми сделал два больших глотка.

— Контекст — это просто отговорка. Тот случай, о котором я говорю, не имеет отношения к кровавым сражениям с германцами. Это произошло внутри армейского подразделения — среди британских джентльменов.

Иезавель скрестила руки на груди.

— На войне я стал свидетелем самой настоящей травли. Представьте себе группу младших офицеров, испорченных, потерявших моральные ориентиры из-за слишком долгого пребывания среди крови и грязи. И рядового солдата без каких бы то ни было рубцов на совести — слишком чистого, юного и прекрасного, как песчаный берег, только что обнаженный морским отливом.

Влажные глаза детектива поблескивали.

— Я видел, как они его преследовали, как сделали его козлом отпущения, раз за разом подвергая физическим, моральным и сексуальным издевательствам. Он испытал практически все, до последней капли. Это продолжалось восемь месяцев. А в перерыве между пытками были битвы; ошметки тел, взлетающие в воздух после прямого попадания снаряда; предсмертные крики тех, с кем он тремя часами ранее играл в карты, и плоская, сухая земля, где не за что зацепиться взглядом, — земля, обильно вспаханная разрывами и политая кровью. Здесь не могло пустить корни ничего, кроме отчаяния.

— И никто не вмешался, чтобы спасти этого юношу? — возмутилась Иезавель, и в ее словах слышалась неподдельная горечь.

— Мы были оторваны от основных сил — всего лишь изолированный пост. Нами командовал очень благородный офицер. Собственные достоинства делали его слепым к чужим недостаткам. Он просто не мог поверить, что люди способны на подобное. Во время войны субординация — единственная вещь, которую уважают в армии. Пусть вы подыхаете от голода, холода или гибнете под пулями — вы не вправе восстать против того, кто отдал вам такой приказ: наказанием станет расстрел. Несчастный юноша служил рядовым, а его мучители — младшими офицерами. Дать им сдачи было для него равносильно самоубийству.

Джереми взял графин и вновь наполнил свой бокал.

— Как-то раз один человек, его звали Дикки, все-таки вмешался — не мог больше выносить рыданий молодого солдата. Видя, как трое из четверых младших офицеров подходят к юноше, чтобы в очередной раз наброситься на него, Дикки встал у них на пути. Он провел три дня в санчасти, а когда вернулся, эти мерзавцы устроили ему такую же тяжелую жизнь. Неделю спустя его нашли мертвым в воронке от снаряда. С этого момента личный состав подразделения предпочитал закрывать глаза и затыкать уши. У большинства солдат и офицеров была невеста или жена, у некоторых — дети. Все они хотели вернуться домой живыми. Смерть и так слишком часто бродила среди окопов, чтобы рисковать принять ее еще и от рук сослуживцев.

— А что же вы сами? — поинтересовался Кеораз.

— Я ждал, когда все это кончится.

— Чем все это кончилось? — спросила Иезавель, явно взволнованная.

— Кровью.

Джереми допил бокал, взгляд детектива блуждал где-то в пустоте.

— Однажды, — продолжал Мэтсон, — молодой солдат отказался подчиниться. Наверное, у него иссякло терпение. Младшие офицеры примкнули штыки и стали избивать его. Один за другим солдаты выходили из палатки. Пытка продолжалась в течение нескольких часов. После нее вся форменная одежда бедняги была залита кровью. На этот раз мучители не смогли скрыть весь этот ужас — несчастного солдата отправили в госпиталь. За долгие дни из его рта не вырвалось ни звука, ни единого вскрика. Он только испражнялся кровью. Его лицо опухло от побоев, тело пересекали огромные рубцы.

Последовала пауза. Кеораз раскурил сигару, не спуская с детектива глаз. Зеленые глаза Иезавель затуманила пелена слез. Она крепко сжала губы, пытаясь сдержать рыдания.

— А что случилось с младшими офицерами? — спросил Кеораз.

— Они были приговорены военным трибуналом. Но к тому моменту, как это случилось, они успели отправить половину подразделения на верную смерть.

— А молодой солдат?

— Не знаю. Полагаю, умер, а если и выжил — зло наверняка проникло в его душу. Как бы там ни было, его жизнь разбита.