Кровавая графиня

Оба ратника удалились. Палатин выискивал глазами Алжбету Батори, но ее, потерявшую сознание, как раз выносили из зала под присмотром жены палатина Анны Цобор.

— Милый князь, — палатин подошел к Яну Христиану, — прошу прощения за оскорбление, которого вы удостоились под моей крышей. Уверен, что ошибку искупит и сама чахтицкая госпожа, как только придет в себя. Я счастлив, что сей неприятный эпизод вы не воспринимаете трагически. Благодаря этому он не вызвал паники среди моих дорогих гостей, а лишь развеселил их.

— А более всех — меня, — улыбнулся князь. — Это приключение я буду с радостью вспоминать!

Свадебные гости, окружив князя, бурно поздравляли его.

Об Алжбете Батори никто и не вспомнил, а если и вспомнил, то лишь с высокомерной жалостью. В ней видели женщину, которая так неистово влюбилась в князя, что это помутило ей разум. Но палатин не переставал размышлять о ней. Капитан ждал его в дверях.

— Осмелюсь доложить, — сказал он, — что содержимое чаш мы опробовали на двух собаках. Вино было отравлено быстродействующим ядом. Собаки мгновенно отмучились.

— Можешь идти, — помрачнев, сказал палантин и направился в залу, куда отнесли чахтицкую госпожу.

Тем временем граф Няри с просиявшим лицом подошел к прославленному князю.

— Поздравляю вашу княжескую светлость!

— Мне есть с чем поздравить и вас, милый граф. Минутой назад мне всего лишь угрожала темница, вам же и палатину, — продолжил князь с загадочной улыбкой, — грозила смерть! Меня, кажется, лишь случайность спасла от узилища. Но вас и нашего любезного хозяина спасло от верной смерти ваше острое зрение.

— О, — на лице графа обозначился неподдельный восторг, — острота зрения бледнеет перед остротой разума вашей княжеской ясности!

Гости, которые выслушали эти взаимные комплименты, не думали, что в них более глубокий смысл, иное значение, чем им представлялось. Но минутой спустя все уже знали, что, собственно, случилось. И это лишь благодаря тому, что некоторым дамам — в ответ на клятвенное обещание не проговориться ни словом — граф Няри обрисовал событие так, как ему было выгодно.

Дочери и зятья чахтицкой госпожи, бледные, расстроенные, сновали среди гостей. Они чувствовали, что их все вокруг неведомо почему жалеют, почему-то избегают разговора с ними, что-то от них утаивают. Они задавали себе мучительный вопрос: возможно ли такое?

Палатин подошел к Алжбете Батори как раз в ту минуту, когда она пришла в себя и устало обвела глазами слуг и Анну Цобор, хлопотавшую над ней не из особой любви, а по обязанности хозяйки дома. Когда Алжбета увидела палатина, она снова упала в обморок.

— Я хочу остаться с ней наедине, — сказал Дёрдь Турзо и решительным жестом велел жене вместе с прислугой покинуть помещение.

Когда за ними закрылась дверь, палатин заговорил так дерзко, как обычно никогда не разговаривал с дамами:

— Итак, довольно! Или я прикажу бросить вас в колодец, если будете продолжать изображать обмороки!

Смертельно бледная, графиня открыла глаза и села.

— Отравительница! Убийца! — закричал он на нее. — Убирайся из моего дома. Если через час ты не будешь за пределами Бытчи, я заточу тебя в самом темном подвале!

Он повернулся и пошел прочь.

Гнев буквально сотрясал палатина. Близость чахтицкой госпожи настолько бесила Дёрдя Турзо, что останься он в комнате еще немного, определенно забыл бы о достоинстве и своем положении и бросился бы душить ее, как самого лютого врага, посягнувшего на его жизнь.

Как только он вышел, кровно оскорбленная Алжбета Батори выбежала из залы и как безумная бросилась в свои покои. В дальних коридорах она ничего не замечала.

— Запрягайте! — отдала она приказ гайдукам и даже сама принялась помогать служанкам укладывать вещи в сундуки.

Среди гостей мигом распространился слух, что она уезжает. Всем стало легче: свадьба обойдется без ненужных неприятных сцен. В этом заключался, как им думалось, единственный способ удовлетворить оскорбленную гордость князя.

Дочери и зятья Алжбеты чувствовали себя прескверно. Один за другим незаметно покидали они зал и, мучимые множеством вопросов, входили в апартаменты матери. Но вид ее приводил их в трепет.

— Прочь с глаз моих! Не хочу вас видеть! — кричала она на них так бешено, что они оставили ее покои в полном отчаянии.

У дочерей слезы навертывались на глаза, у зятьев в бессильном гневе сжимались кулаки. Недолгое время спустя они оказались в кабинете палатина, где по его приказу их всех собрал Юрай Заводский.

Палатин был буквально разъярен.

— Алжбета Батори совершает неслыханные вещи, — сдерживая себя, говорил он, — они уже перестали быть тайной для общества. О них знает уже и король и требует наказания виновников. Сегодня она превзошла все свои злодейства: попыталась отравить меня и графа Няри. Я сообщаю вам этого с настоятельным требованием — призвать ее к порядку. Если этого не произойдет, придется вмешаться мне, и я не смогу защитить от позора и ваши семьи.