Кровавая графиня

Вскоре он подошел к наружной двери. Потянул за рычаг. Дверь загудела. Прижавшись в углу, он выждал минуту, чтобы убедиться, не снует ли кто вблизи тайного входа, собираясь выяснить причину подозрительного гула.

Однако — ни одного постороннего звука. Он поднялся но лестнице, озаренной лучами солнца. Оказавшись снаружи, он еще долго щурил глаза: привыкшие к темноте и мерцающему свету фонаря, они с трудом переносили солнечные лучи.

Оглядевшись, он застыл на месте — от удивления, неожиданности, невольного ужаса. У него перехватило дыхание. Что это? Чудо? Он не верил собственным глазам.

Любовь сильнее смерти

Перед ним стояла Барбора Репашова.

Она тоже смотрела на него так, словно он был привидением, которое может исчезнуть в любую минуту.

— Павел! — воскликнула она в приливе безудержной радости, убедившись, что он — не плод игры воображения. Она бросилась к нему. Он и опомниться не успел, как она повисла у него на шее и, схватившись за него, как утопающий за своего спасителя, стала обнимать и целовать.

— Как ты здесь очутилась? — Он пытался высвободиться, отстранить ее от себя.

— А ты? — ответила она вопросом и улыбнулась. — Свет велик, и вот мы встретились на этом маленьком пятачке. Разве это не свидетельство того, что мы суждены друг другу?

— Были суждены… — поправил он печально.

Барбора сразу осеклась. Только ее большие черные глаза, казалось, прожигали его насквозь, пытаясь найти ответ на невысказанный вопрос.

— Ты не любишь меня, Павел… Ты никогда меня не любил, — покорно выдохнула она, мирясь с открывшейся ей правдой.

Ему так и хотелось сказать, что она права, чтобы отомстить за то, что она предала его, не дождалась его возвращения, стала игрушкой чужих страстей, в то время как он грезил о ней, самой невинной и верной возлюбленной, мечтал о ней всем своим существом. Но он тут же опомнился — нельзя мстить ложью. Да и остался ли сейчас повод для мести? Изменница — она стоит перед ним истинным воплощением боли. Смирением и печалью веет от ее стройной фигуры, от иссиня-черных ее волос, от белизны лица, от полных страдания глубоких глаз. Молча глядя на нее, он чувствовал, как боль сжимает ему сердце.

Печальные глаза своей безмолвной мольбой пробуждали в нем бурю чувств. Но сияние глаз Барборы стало гаснуть, буря утихла.

— Ты меня никогда не любил… — повторила она слабеющим голосом, рыдания сотрясали ее, и бледное лицо увлажнилось слезами.

— Я любил тебя, — сказал он, мучимый воспоминаниями, — но того, что было, уже не вернуть.

«Того уже не вернуть…» Он черпает силу в звуке собственных слов, сердце его, точно щитом, прикрывается ими.

— Нас ничто уже не соединяет, Барбора, только угасающие воспоминания. Дороги наши разошлись навсегда. Мы чужие. Настолько чужие, насколько мы когда-то были близки.

Он уже мог глядеть на нее без тени волнения.

— Прощай…

Но лицо Барборы вдруг засияло, она радостно ухватилась за его протянутую руку.

— Павел, — вскричала она, словно сообщала ему самую радостную весть. — Ты ведь еще не знаешь! Я свободна!

«Свободна!..» Будто выговорила волшебное слово: глаза снова засияли, лицо зарделось нежным румянцем.

Павел Ледерер недоверчиво уставился на нее. В его немом удивлении сквозило мучительное подозрение.

— Я свободна, Павел, — твердила Барбора, пьянея от собственных слов. — ничто уж не стоит на пути нашей любви. Ты любил меня и будешь любить… Я сделаю все, чтобы стать нужной твоему сердцу.

— Что стряслось с твоим мужем? — сдержанно проговорил он, не в силах перебороть подозрение.

— Он умер сегодня ночью! — бодро сказала она, будто сообщала великую радость. — Умер смертью, достойной его жизни. Напился до чертиков и набросился с ножом на собутыльников, но не удержался на ногах и, падая, всадил себе нож прямо в сердце. Сам себя и проткнул. Домой принесли его уже мертвым. Это была самая радостная минута в моей жизни, да простит меня Бог…

Этой ночью она ждала в страхе возвращения мужа.

С тех пор как Ледерер вернулся, ненависть ее и отвращение к мужу стали невыносимы, — терпеть больше было невмоготу. Она решила бежать из Нового Места и найти Павла Ледерера, без которого жизнь ее пуста и бессмысленна. Дрожь била ее при одной мысли о пьяных объятиях и поцелуях мужа. Ведь все ее мечты устремлены к другому, она принадлежит ему каждой мыслью безраздельно.

Люди, принесшие мертвого, прибежавшие соседи решили было, что Барбора лишилась рассудка. При виде окровавленного супруга на нее напал судорожный смех. Собравшиеся женщины молились за грешную душу скончавшегося, а она все смеялась и смеялась и под конец выскочила из дому и по ночным улицам побежала в поле. И там, опьяненная приобретенной свободой, бегала как безумная по тропкам, по которым когда-то гуляла с Павлом. И твердо про себя решила, что не вернется в родной дом, покуда не найдет любимого и не приведет его в опустевшую отцовскую мастерскую, покуда сердце ее снова не отведает человеческого счастья…