Он не обратил внимания на двух мужчин, пока они не приблизились к нему вплотную с двух сторон. Они схватили его под локти и запихнули в темно-синий «Лексус», откуда ни возьмись возникший у бордюра. Спортивная сумка с одеждой и ключами от машины так и осталась стоять на тротуаре.
На пассажирском месте рядом с водителем сидел Эрик Сидениус, он обернулся к Вести и завел с ним разговор, пока машина неспешно катилась в направлении Вестебро. Они не виделись давным-давно, но Эрик совсем не изменился: тощий и жидковолосый, с лицом, выцветшим от злоупотребления табаком и солнцем, на ногах надеты «кроксы», которым он был верен круглый год, правда, сейчас они были надеты на толстые носки. Живое доказательство того, что стиль не купишь ни за какие деньги. Он был таким всегда, в том числе и во времена юности, когда они вместе росли.
Эрик Сидениус приветливо улыбнулся:
— Ну что, Сёрен, нехорошо получилось, верно?
Вести лихорадочно пытался вспомнить слова, которые он заранее подготовил для этой неизбежной встречи, но внезапно вся формулировка рассыпалась, из его уст вылетала какая-то бессвязная чепуха.
— Послушай, я пытался связаться с тобой тысячу раз, чтобы мы… С моей стороны был тотальный контроль за ситуацией, но фабрика… За тендер отвечал Альфа Бартольди. Он сделал все по-своему.
— И едва не стал разбойником с большой дороги, да?
Вести почувствовал, что его футболка прилипла к спине.
— Я понятия не имел о том, что он нечист на руку, я…
— Где деньги, Сёрен? Я хочу знать, где мои деньги. Только и всего.
— У меня нету… В общем, продукция сгорела при пожаре. А отчетами занимался Альфа. У меня даже доступа не было…
— Не было никакого пожара. Как и фабрики, и продукции, которая сгорела. И я вновь задаю тебе тот же вопрос: где мои деньги?
«Лексус» бесшумно скользил по Нёрре Вольдгэде, мимо парка Эрстеда и пожарища у Геологического музея, далее по Калькбрэнерихавнсгэде. Затем свернул направо и еще раз направо и устремился сквозь безотрадную промышленную зону, какую представляет из себя Нордхавнстиппен, один из немногих существующих по сей день районов Копенгагена, где человек запросто может бесследно кануть в небытие.
— Эрик, давай поедем ко мне в офис и разберемся. Мы ведь давно знаем друг друга, ты и я…
— Как дела у детишек? — Эрик Сидениус достал из «бардачка» шапку и натянул ее на лысую макушку. — Наверное, уже совсем большие выросли?
— Меня тоже надули, слышишь? Возможно, мне удастся отыскать часть денег, но я не фокусник.
— Надо хранить верность своему прошлому, Сёрен. Глупо обманывать старых друзей.
Сердце Вести в панике выпрыгивало из груди.
— Не теряй разум, Эрик.
— Разум, говоришь? Я никогда не теряю разум, и ты это знаешь. Довольно, благодарю.
Автомобиль скользнул на небольшую площадку, усыпанную гравием, перед синей верфью, обитой гофрированным железом. Здесь валялось несколько деревянных палет, сбоку стоял древний желтый полутрактор-полу-«Ягуар». В углу стоял жестяной стол с раковиной и разделочной доской в палец толщиной, на которой еще хранились следы недавней расправы над свежей рыбой.
Чайки настырно кружили над столом.
Сёрен Вести впитывал в себя окружающую обстановку, ощущая, что находится в мире, параллельном его существованию; в ином измерении, от которого он никак не может пробудиться и избавиться. Лишь когда водитель открыл дверцу и выпихнул его из машины, так что он приземлился на четвереньки в гравий, действительность оглушила его. Сёрен Вести поднял голову и посмотрел на Эрика Сидениуса.
— Не забывай, Сёрен, что жизнь полна острых краев и слепых углов. Как только забудешь, непременно наткнешься на один из них.
Свен стоял у кухонного стола спиной к двери. Замешивал тесто для хлеба. Он всегда месил тесто вручную, не менее двадцати минут. Все иные способы приготовления хлеба были для него неверными, неприемлемыми. Она даже со спины видела, что он расстроен. Возможно, злится. Явно переживает.
Ее не было всю ночь, а прежде чем уйти, она была отстраненной и чужой.
Свен не оборачивался, хотя собаки давно уже возвестили о возвращении хозяйки.
Анетта присела за небольшой деревянный стол, стоявший посреди кухни. Сюда обычно усаживал ее Свен, когда просил порубить, почистить или нарезать что-нибудь, пока он колдовал у плиты. «Как же я его люблю! — подумала Анетта отнюдь не в первый раз и опустила взгляд на свои сжатые в кулаки руки. — И совсем не хочу, чтобы наша жизнь поменялась».
— Свен. Нам надо поговорить.
Он продолжил месить тесто, никак не отреагировав на ее слова. И все-таки она заметила, что он насторожился.
— Иди сюда, присядь, пожалуйста.
Свен положил тесто в миску и обтер руки о фартук. Затем подошел к столу и выдвинул табуретку.