Кровавая месса

Следуя за ним, молодая женщина прошла по длинному центральному коридору с высоким сводчатым потолком. Этот коридор делил тюрьму на женское и мужское отделения. В центре тюрьмы располагался двор, напоминавший темный и сырой колодец, и теперь с трудом верилось, что когда-то на его месте был цветущий сад.

Стуча сабо, тюремщик прошел в боковой, более узкий коридор и наконец открыл дверь в маленькую камеру. Две женщины, сидевшие друг против друга на брезентовых складных кроватях, обернулись на звук открывшейся двери. Между ними стоял табурет, на нем в простом подсвечнике горела свеча; в углу валялась куча соломы.

– Привет честной компании! – весело приветствовал их тюремщик. – Я вам привел подружку, но не стоит из-за нее суетиться. Солома ей вполне подойдет!

Женщины одновременно встали, не обращая никакого внимания на тюремщика, и тот вышел, что-то ворча себе под нос. Лаура сразу узнала молодую женщину: она видела ее выбегавшей из мастерской Давида в Лувре. Но первой заговорила женщина постарше:

– Трудно сказать в этих обстоятельствах «добро пожаловать», сударыня, но мы с госпожой Шальгрен постараемся сделать все возможное, чтобы ваше пребывание здесь было сносным. Я графиня Евлалия де Сент-Альферин.

– Меня зовут Лаура Адамс. Я американка, – ответила молодая женщина, впервые застеснявшись своего вымышленного имени.

Лаура огляделась по сторонам и тяжело вздохнула. Она вспомнила, как ее привели в тюрьму Форс после событий 10 августа. В те времена она была маркизой де Понталек. Тогда ее подругами по несчастью стали госпожа де Турзель, гувернантка королевских детей, ее дочь Полина и несчастная принцесса Ламбаль.

– Меня обвиняют в том, что я английская шпионка и друг барона де Баца, – добавила Лаура.

Та, что совсем недавно носила имя Лали Брике, протянула ей обе руки:

– Большинство обвинений, которые здесь предъявляются, просто смехотворны. Если вы американка, вы никак не можете быть английской шпионкой... А если вы и в самом деле друг барона, то я стану вашим другом. А пока мы устроим вас на ночь.

– Благодарю вас за теплый прием, но мне не хотелось бы причинять вам неудобства. Вот только... нет ли у вас воды? Я очень хочу пить!

– У нас есть морс из смородины, – сказала Эмилия Шальгрен.

Она достала из-за кровати бутылку и стакан, протерла его и налила Лауре морс. Напиток был холодным, чуть кисловатым, просто восхитительным! Отдавая стакан, Лаура заметила, что госпожа Шальгрен не сводит с нее глаз.

– Мне кажется, что мы уже знакомы, – призналась она. – Я вас где-то видела, но никак не могу вспомнить, где именно...

– В Лувре, – подсказала Лаура. – Я входила в мастерскую Луи Давида, а вы оттуда... выходили.

– Вы дружны с этим негодяем? – В прекрасных черных глазах Эмилии Шальгрен вспыхнуло недоверие.

– Нет. Я приходила к нему, чтобы попросить заступиться за одного человека, которого только что арестовали.

– И он ничего не сделал, разумеется! – гневно воскликнула Эмилия. – Я здесь исключительно по вине Давида, и мой несчастный брат Карл Верне напрасно тратит время, пытаясь добиться моего освобождения. Если вы хоть в чем-то отказали Давиду, вам не спастись...

– Вы хотите сказать, что Давид...

– Да. Это он отдал приказ о моем аресте. Арестовали не только меня, но и мою подругу Розали Фийель и всех тех, кто жил вместе с нами в замке Мюэтт. После той сцены, которую вы видели, Давид не переставал преследовать меня. Он приходил снова и снова, пока я не приказала вышвырнуть его вон. Этот негодяй говорит, что любит меня, но его любовь – худшая кара, которая может постичь женщину!

Тем временем графиня Евлалия сняла матрас со своей брезентовой кровати и положила его там, где плитки пола были немного чище.

– Я думаю, пора ложиться спать, – сказала она.

– Завтра у нас будет достаточно времени для бесед, а мисс Адамс выглядит очень усталой...

Лаура смутилась и запротестовала против того, чтобы графиня разоряла из-за нее свою постель. Но Евлалия не стала ее слушать:

– На брезенте очень удобно, а кроме того, у меня остается одеяло. У госпожи Шальгрен их два, и я не сомневаюсь, что она вам даст одно.

– Разумеется. Мне повезло хотя бы в том, что благодаря брату я ни в чем не нуждаюсь.

Женщины легли, но Лаура никак не могла уснуть. Страшная сцена, свидетельницей которой она стала, не выходила у нее из головы. Она снова видела Мари на эшафоте, перед ней проходили лица друзей... А когда перед ее внутренним взором представал Жан де Бац с посеревшим, мертвым лицом, Лаура не выдержала и заплакала – впервые за этот страшный день. Она зарылась лицом в подушку, чтобы никого не потревожить, но у графини был очень тонкий слух. Она снова зажгла свечу, подошла к Лауре и села рядом с ней на пол.

– Что вас так мучает, моя дорогая? – шепотом спросила графиня Евлалия, чтобы не разбудить госпожу Шальгрен. – Если вы друг де Баца, можете довериться мне. Я люблю Жана как родного сына. Он спас меня от отчаяния в минуту страшного несчастья, и теперь мне хотелось бы помочь вам... Если рассказать о том, что тебя мучает, это иногда облегчает боль.