Кровавая месса

Но вся суета и шум прекращались, когда тюремщики объявляли имена тех, кто на следующее утро должен был предстать перед революционным трибуналом, а затем отправиться на эшафот. Приговоры были уже предопределены, и у заключенных не оставалось ни малейшей надежды. Поэтому, когда в коридоре появлялся вестник смерти со своим списком, в сопровождении трех или четырех тюремщиков и злобных сторожевых собак, в Консьержери воцарялась мертвая тишина. После чтения перечня фамилий люди давали волю своему отчаянию: часто мужа разлучали с женой, мать с ребенком, любовника с любовницей. Но это продолжалось недолго. Очень скоро праздник возобновлялся – чтобы утешить тех, кому предстояло умереть, и дать возможность тем, кому позволили прожить еще день, отпраздновать это...

В шесть часов утра тюремщики собирали во дворе тех, кто должен был идти в зал суда. Революционный трибунал заседал на втором этаже Дворца правосудия в огромном, хорошо освещенном зале без всяких украшений. С рассвета жители Парижа занимали там места.

Шаги тюремщиков и узников, хлопанье дверей и разбудили Лауру в ее первое утро в тюрьме. Графиня Евлалия и Эмилия объяснили ей суть происходящего, и все три женщины одновременно опустились на колени и начали молиться, отлично сознавая, что, вполне вероятно, именно их фамилии назовут ве-чером. Только потом они привели себя в порядок и вышли в Женский двор, чтобы проводить несчастных.

Вернувшись, Лаура с изумлением обнаружила, что ей принесли кровать и завтрак, такой же, что получили ее соседки, – молоко, хлеб и немного варенья.

– Пришел какой-то парень, – объяснил ей тюремщик, – инвалид, с железным крюком вместо руки. Он дал мне денег и пообещал принести еще...

Жуан! Жуану удалось ее отыскать, и, оставаясь на свободе, он продолжал заботиться о ней! Лаура вдруг почувствовала, хотя и сама не смогла бы объяснить почему, что все ее тревоги отступили. У нее появилась странная мысль: пока Жуан заботится о ней, ничего плохого с ней не случится. Кровать и хлеб с вареньем показались ей настоящим чудом.

На самом деле в этом не было ничего чудесного. Накануне Жуану пришлось отступить: бессмысленно было бежать за лошадью, на которой ускакали Эллевью и Лаура. Он пошел следом за ними пешком, решив, что возле тюрьмы они все равно встретятся. Но оказалось, что весь Париж устремился к Консьержери, и в этой огромной толпе невозможно было кого-нибудь найти. Людская волна вынесла его на площадь Низвергнутого Трона, но он стоял очень далеко от Лауры и не видел, как ее арестовали.

Когда люди разошлись, Жоэль вернулся на улицу Монблан в надежде найти ее там. Но дома была только Бина. Она очень волновалась. Жуан тоже потерял покой. Около часа ночи он отправился к Эллевью. Певец был пьян в стельку и проливал горькие слезы. Окатив его ледяной водой из ведра и отвесив несколько звонких оплеух, Жуан добился от него рассказа о том, что случилось с Лаурой. Эллевью слышал все, весь разговор Лауры с Фукье-Тенвилем и в том числе приказ отвести ее в Консьержери.

На несчастного певца тут же обрушилась ярость бретонца:

– Зачем ты только явился и потащил ее смотреть на эту резню?! – рычал Жуан и тряс Эллевью, словно грушу. Наконец он оттолкнул его так сильно, что бедный тенор упал на ковер, и, отведя душу, вернулся на улицу Монблан.

С рассветом Жуан отправился в тюрьму, чтобы передать для Лауры деньги: о порядках в Консьержери он был наслышан. С тех пор Жуан проводил всю светлую часть дня под стенами тюрьмы. Он возвращался домой, только прочитав списки тех, кто на следующее утро должен был предстать перед трибуналом, и убедившись в том, что фамилии Лауры там нет.

Первый день в заключении оказался не слишком тяжелым для молодой женщины благодаря заботе ее соседок по камере. С графиней де Сент-Альферин она чувствовала особую близость. Доброта и мужество Евлалии, вера в бога, которую она сохранила, несмотря на все выпавшие ей испытания, делали ее надежной опорой в самые страшные часы. И потом, графиня так хорошо знала Жана! Пока ее ловкие пальцы вязали голубую пелерину для дочери Эмилии, она могла часами говорить о бароне, и это очень утешало Лауру. Когда Лаура рассказала ей о Мишель Тилорье и ее предполагаемой беременности, графиня с возмущением воскликнула:

– Бац на это не способен! Поверьте, он никогда не занимался коллекционированием женщин! До Мари Гранмезон у него были увлечения, это правда, но после того, как она вошла в его жизнь, Жан хранил ей верность. Готова поспорить на мое место в раю!