Кровавая месса

Но где-то в небесных скрижалях было записано, что Лауре не суждено увидеться с господином Беде и уехать в Канкаль. В ту самую минуту, когда она выходила из таверны, чтобы отправиться в порт, на улице показался странный кортеж. Любопытные толпились вокруг двух рыбаков, которые несли чье-то завернутое в одеяло тело на наспех сколоченных носилках. Толпа остановилась у дома Лодренов, и один из муниципалов, сопровождавших кортеж, постучал в дверь. Неясное предчувствие заставило Лауру кинуться в толпу. Жуан последовал за ней.

— Что происходит? — властно спросил он. — Это госпожа… то есть, я хотел сказать, гражданка Лодрен. Рыбак из Ротенеф нашел ее на скалах. Он подумал, что ее принесло приливом.

— Она мертва? — безжизненным голосом спросила Лаура.

— Нет… Но лучше бы ей было умереть! И как она оказалась там, мокрая, в разорванной одежде?

— Лодренша хотела бежать, но ей это не удалось! — раздался злорадный голос из толпы.

— Бежать? Да это на нее совсем не похоже! Это не женщина, кремень, настоящая бретонка! Ее надо было убить, чтобы она забыла о своей торговле, кораблях и о своих людях!

— Кстати, а где ее новый муж?

Именно этот вопрос задавала себе Лаура и боялась, что слишком хорошо знает ответ. Внезапно она приняла решение. Дверь особняка наконец отворилась, и на пороге показались испуганная Бина и еще несколько слуг. Лаура бросилась следом за носилками, прежде чем Жуан успел ее удержать.

— Я иду туда! — бросила она, не оборачиваясь. — Впусти меня, Бина!

Перепуганная девушка стояла с открытым ртом, но тут вмешалась ее мать, которая много лет прислуживала Марии де Лодрен.

— А вы кто такая? Откуда вы знаете мою дочь?

Матюрина была крепким орешком и переняла манеры своей хозяйки. Случалось и так, что верная горничная говорила куда более резко, а ее манеры были еще более властными, чем у ее госпожи.

— Перестань, Матюрина, — сухо оборвала ее Лаура. — Не говори, что ты меня не узнала! Бина и та меня узнала, а ты куда умнее своей дочери. И ради всего святого, не кричи!

В этот момент луч бледного весеннего солнца проник на узкую улицу и озарил лицо молодой женщины. Матюрина охнула, отступила назад и перекрестилась.

— Господь всемогущий! Это невозможно! Мадемуазель…

— Никаких имен! — прошептал Жоэль Жуан. — Идем в дом, там и поговорим.

Он властно отогнал всех любопытных, которые собирались пробраться следом за носилками в дом. Процессия направилась к величественной лестнице из резного дерева, которую венчала носовая фигура с корабля «Фортуна», очищенная от морской соли и блестевшая от воска. Отец Анны-Лауры установил ее здесь как символ счастливой судьбы и богатства.

Бина шла впереди и открывала двери людям, которые несли госпожу де Лодрен. За ними шли Лаура, Матюрина и старые слуги, которые посматривали на молодую госпожу с радостью и опаской, стараясь держаться от нее на некотором расстоянии, словно она была неземным существом, вернувшимся с того света. Все молчали. Были слышны только звуки шагов по паркету и стоны Марии, которую несли в ее спальню.

Устройство комнаты было суровым, величественным, но совершенно не женственным — Мария де Лодрен, став «судовладельцем», довольствовалась тем, что просто заняла спальню мужа. Стараясь не глядеть по сторонам, Лаура щедро отблагодарила мужчин, которые принесли ее мать. Одним из них и был тот рыбак, что нашел Марию на берегу. Мужчины покраснели от удовольствия, когда она дала им немного золота и горячо поблагодарила их, отлично зная, что эти люди спасли ее мать из старой морской солидарности, а не ради наживы.

Потом Лаура вернулась к постели матери. Матюрина и Бина, уложив хозяйку, большими ножницами разрезали на ней порванную и мокрую одежду. У Марии де Лодрен, должно быть, было множество переломов, потому что, несмотря на обморок, она все время стонала и дышала с трудом.

Внешне новая госпожа де Понталек ничем не была похожа на свою дочь. Брюнетка, маленького роста, хрупкого сложения, она при этом обладала врожденной гордостью и сильной волей, что позволяло ей справляться с самыми упрямыми капитанами. Все знали, что Мария де Лодрен умна и справедлива, но если она принимала решение, заставить ее изменить его не представлялось возможным. Несмотря на то, что лицо Марии приобрело суровое выражение из-за привычки распоряжаться, оно сохранило следы красоты, которая расцветает под испанским солнцем, а не среди бретонских туманов. Именно от нее Лаура унаследовала большие черные глаза, такие глубокие и выразительные.

— Что же могло произойти? — все причитала Матюрина, смывая засохшую кровь с многочисленных ран. — А этот прекрасный господин, его где носит?

Вспомнив, кто помогает ей, она подняла на Лауру печальный взгляд.

— Прошу прощения, мадемуазель Анна-Лаура, мне, наверное, не следовало этого говорить…

— Почему? Из-за того лишь, что этот человек был моим мужем, прежде чем стать мужем моей матери? Вы не сможете сказать о нем и сотой доли того плохого, что могла бы сказать я. Я от всей души надеюсь, что он утонул. По всей вероятности, произошло кораблекрушение…