Это была правда. Кэт была в каждой академической команде, которую только можно было найти, и преуспевала во всех областях обучения. Я, однако, никогда не могла спокойно сидеть в классе и чему-то учиться.
В выпускном классе Кэт поступила во множество колледжей. Помню, я удивилась, что она подала документы — нам не предстояло поступить в колледж. Мы должны были стать женами, потом матерями, затем бабушками. Но она настаивала на поступлении в колледж. Она даже пыталась уговорить меня поступать.
Я ничего не говорила об этом папе.
И при всей своей храбрости, она тоже не говорила.
— Расскажи мне, как тебе живется в браке, — сказал папа.
Я улыбнулась: — Прекрасно.
— Роккетти хорошо к тебе относятся?
— Конечно.
Его глаза, такие же, как и мои, внимательно изучали меня: — Ты хорошо себя ведёшь?
Правда?
— Папа, конечно, хорошо.
— Потому что я могу мириться со всеми твоими разговорами, а твой муж — нет... — предупредил он.
Я попыталась улыбнуться в знак благодарности: — Я знаю, я знаю. И только по этой причине мне, возможно, придется говорить с тобой вполголоса.
Папа покачал головой, но, похоже, не рассердился на меня: — Какие они? Роккетти?
Какой странный вопрос. — Ты знаешь их, папа. Гораздо лучше, чем я.
— Ты живешь в их доме. Спишь под их крышей. — он пожал плечами. — Мне интересно. Каковы его люди? Алессандро?
— Ты один из его людей, папа.
— Я один из людей Сальваторе, — ответил мой отец. Казалось, в нем произошел какой-то перелом. Он больше не был прежним неодобрительным человеком, которого я называла папой, но теперь он казался более оживленным. Более суровым. Солдат Наряда.
Я заставила свое тело расслабиться: — Я не встречала многих из его людей. Только Оскуро и Беппе. Алессандро не приносит дела бизнеса домой.
— Такие люди, как Алессандро, и есть бизнес. — папа сказал отрывисто. — Оскуро? Беппе? Какие они?
— Оскуро — мой телохранитель и очень хорош в своем деле, он сейчас на улице, если ты хочешь с ним встретиться. С Беппе я познакомилась лишь мельком, но он показался мне очень вежливым, — я проследила за суровым выражением лица моего отца. — Я не знала, что я шпионка.
Папа перевел взгляд на меня и нахмурился: — Ты не шпионка. Я просто слежу за тем, чтобы о моей дочери заботились.
— Прости, я не поняла.
Почему папа так заинтересовался? Возможно, он действительно хотел знать, заботятся ли обо мне, а возможно, ему нужна была информация о печально известных Роккетти. Когда я выходила замуж, я знала, что папе будет выгодно быть так близко к Дону и его семье, но я предполагала, что дела пойдут только лучше.
Мы с папой еще долго говорили о потерях, которые произошли на свадьбе. Он больше не упоминал ни Алессандро, ни Роккетти, но их имя висело над нами. Единственный раз он намекнул на них, когда сказал мне, что жаль, что я не устроила свадебный прием.
— Ты не возражаешь, если я возьму кое-какие вещи из своей спальни? — спросила я, когда пришло время уходить.
Он махнул мне рукой: — Иди.
Дом, в котором я выросла, медленно менялся с годами, и всегда по моей собственной инициативе. Иногда наши мачехи пытались что-то изменить, но через несколько часов дом возвращался на место. Они никогда не задерживались достаточно долго, чтобы оказать реальное влияние.
Мы с Кэт провели свое детство, бегая по этим залам, прячась между занавесками и используя эти окна, чтобы заглянуть в сады внизу. Это была наша площадка для игры в прятки, наш замок, наша тюрьма.
Наши спальни находились рядом. Я остановилась перед ее спальней, но затем шагнула в свою.
В моей спальне были разбросаны коробки, но в остальном она не изменилась. Простыни были спутаны, стол завален всяким хламом. Косметика покрывала все доступные части, а моя любимая фарфоровая кукла по имени Долли покоилась на своем обычном месте над кроватью. В каждой щели и углу были приклеены фотографии.
Фотографии меня и Кэт, моих друзей и моей семьи. Была даже фотография моей мамы. Она выглядела прекрасно, а я, одетая в свой крестильный наряд, сидела у нее на коленях. Я была похожа на своего отца, настолько, что я могла притвориться, что моей матери никогда не существовало. Я не помнила ее, и папа никогда не говорил о ней.
Я сорвала фотографию и сложила ее пополам. Это было похоже на предательство по отношению к загадочной женщине, оставить ее в этом тихом доме наедине с моим отцом.
Я собрала еще одну коробку, наполненную одеждой и вещами, которых мне не хватало. В последний момент я взяла свою любимую Долли и несколько фотографий со стен.
Фотография, на которой мы с Кэт, заставила меня остановиться. На этой фотографии мы были одеты не в школьную форму, а в красивые платья. На мне было длинное красное платье, а на Кэт — серебряное. Мы обе стояли перед рождественской елкой, прижавшись друг к другу и смеясь. Как будто камера поймала нас посреди шутки.
Это была последняя фотография, которую мы сделали вместе, внезапно осознала я. Кэт умерла в марте год спустя.
Я осторожно взяла фотографию и положила ее в коробку.