Кровавая правда

— Который не сравнится с тем, как Глимера поступит с тобой. Уж лучше меня пообсуждают на вечеринках в течение года и лет десять будут косо посматривать в мою сторону, чем ты разрушишь две жизни — свою и любимого мужчины.

Рошель покачала головой.

— Ты берешь удар на себя. Почему ты делаешь это ради другого?

— Не знаю. Наверное… любовь стоит жертв. Даже чужая.

— Ты — достойный мужчина, — прошептала она. — И такой отважный.

Так ли это? Может, по меркам Глимеры, но реалист в нем знал, что истинная храбрость не в том, чтобы смело держать удары надменных взглядов и неодобрительных комментариев. После набегов, после того, как лессеры убили столько невинных в их домах, разве можно было сказать, что общественные нормы стоял во главе угла? Что срыв этих догм гарантировал тебе вампирский эквивалент «Пурпурного сердца»[7]?

Рошель всматривалась в его лицо, словно оценивала его способность выдержать общественное давление.

— Тебя на самом деле не волнуют их мнение, да?

Бун пожал плечами.

— Никогда не был поклонником бомонда. В Колдвелле есть аристократы, которые даже не в курсе, что у Элтэмера есть сын, и я этому в принципе рад. Отец попадет под удар, но, будь уверена, после того, как он всю жизнь отвергал меня, я не озабочусь его проблемами. И прошу, не чувствуй себя виноватой. Так будет лучше для нас обоих.

Рошель промокнула слезы.

— Я хочу быть похожей на тебя. Я — трусиха.

— Шутишь, что ли? Это ты самая храбрая. И не делай из меня героя. — Он горько улыбнулся. — За мной достаточно грехов. Спроси у отца. Он даст тебе список длиной с подъездную дорожку к твоему дому.

Она снова замолчала, а при виде печали в ее взгляде Буну снова захотелось обнять Рошель. Но Марквист пристально наблюдал за ними… и, что более важно, не ему успокаивать Рошель.

Отменить договоренность — более чем верный…

— Нет, — сказала она уверенным тоном. — Я возьму ответственность на себя. Я не позволю тебе…

— Рошель. Не знаю, кто твой мужчина, но он из нашего слоя? Ты не можешь разорвать помолвку. Если откажешься заключить брак, его семья никогда не примет ваш союз. Тебе это известно. Ты будешь опозорена и не отмоешься до конца своей жизни. Позволь взять удар на себя.

— Я до сих пор не понимаю, зачем ты это делаешь для меня.

— Если бы я любил кого-то, то хотел бы быть с ней. Но я не влюблен. — Он нахмурился, вспоминая всех женщин, повстречавшихся ему на пути. Все принадлежали аристократии. — И, честно говоря, не представляю, что способен полюбить по-настоящему, поэтому хочу помочь вам двоим.

Рошель снова промокнула лицо его платком.

— Как бы я хотела полюбить тебя. Правда. Ты — достойный мужчина. Но нет, я не могу позволить тебе…

Тяжелые двойные двери распахнулись под силой рук Марквиста.

Отец Буна, Элтэмэр, вошел в гостиную, стуча перфорированными туфлями по мраморному полу до ковра, который и приглушил шум. Черные волосы были зачесаны назад, открывая лицо с идеальными чертами, бледные глаза в гневе отливали сталью. Мимолетно Бун отметил, что отцовский костюм был пошит из той же шерсти, что и его. Синевато-серый цвет был испещрен серо-лиловыми и бледно-серыми прожилками, настолько тонкими, что заметить их можно было, только уткнувшись носом в лацканы пиджака.

Но фасон пиджака и брюк различался. Бун пошел в породу мамэн, отличался широкими плечами, сильными руками и длинными, мускулистыми ногами. Он всегда знал, что отец не одобрял его телосложение, и даже помнил тихий комментарий, когда отец после превращения Буна выдохнул себе под нос, что телом Бун напоминал фермера. Словно это какой-то телесный изъян.

Или причина сомневаться в верности своей шеллан.

Буна всегда волновал этот вопрос.

— Что ты творишь? — требовательно спросил Элтэмэр.

Жесткий взгляд впился в Буна, и не удивительно, что отец проигнорировал Рошель. Для него женщины были всего лишь фоном, красивой картинкой на заднем плане, аксессуаром, а не активным участником чьей-то жизни.

Бун поднялся на ноги.

— Рошель пришла сообщить мне, что не считает меня достойным мужчиной для брака. Она отвергла меня, но, имея честь, захотела сообщить это с глазу на глаз. Она уже уходит.

Он чувствовал на себе шокированный взгляд Рошель, но был готов погасить с ее стороны все попытки отрицать его слова. Тем временем Марквист, стоявший за спиной Элтэмэра, пристально наблюдал за происходящим, как живая видеокамера, ничего не упуская из виду.

— Ты не опозоришь меня подобным образом, — прошипел Элтэмэр. — Я не допущу этого.

Словно чуял, что дело в другом.

Гнев, поселившийся в груди Буна, пустил корни.

— Не тебе решать.

— Ты — мой сын. Решать именно мне.

— Чушь собачья. — Когда отец побледнел, услышав бранное слово, голос Буна стал громче и жестче. — Я устал угождать тебе. Кстати, никогда не был хорош в этом… по крайней мере, по твоему мнению, и сейчас самое время постоять за себя.