Кровавая правда

Бутч рассмеялся. Что хорошего в тесной дружбе? Ты всегда знаешь, что Рейдж захочет что-нибудь сожрать, Ви предложит физическую расправу в качестве решения любой проблемы, а Тор попросит всех успокоиться.

Было приятно знать, что есть что-то постоянное в этом опасном и тревожном мире.

Глава 16

«Я должен пережить Церемонию проводов в Забвение».

Эта мысль крутилась в голове Буна, когда он отдал сигнал доджену, стоявшему на периферии гостиной, чтобы те вносили угощения. Да, действительно… настало время для подачи закусок и напитков и разговоров.

Когда доджен с поклоном скрылся на кухне, приглашенные разбили строй в виде подковы, сформировавшийся вокруг урны… и Бун понял, что не может вспомнить, какие именно молитвы произнес на Древнем Языке, какой речитатив повторяли собравшиеся, какими словами он, как прямой наследник, почтил память ныне почившего великого Элтэмэра.

— Потрясающий сервис. Вы предусмотрели все по высшему разряду.

Он посмотрел на взрослую женщину, обратившуюся к нему. Кем бы она ни была, на ней было черное коктейльное платье, три нитки жемчуга и белые лайковые перчатки. И, значит, она выглядела так же, как и любая другая женщина ее возраста в этой комнате.

Кто она? — задумался Бун, паникуя.

Что-то вылетело из его рта, какие-то звуки и, хэй, должно быть они были связными, раз женщина отвечала ему. А потом она начала рассказывать какую-то историю, ее аккуратно накрашенные губы четко выговаривали каждое слово, словно она привыкла и даже требовала, чтобы люди внимательно слушали ее.

Бун, тем временем, не мог понять ни слова, ни на одном из известных ему языков. Он не чувствовал ног. Вообще не чувствовал своего тела.

На задворках разума, когда гостиная и толпа людей словно удалилась на расстояние от его восприятия, Бун гадал, а не психический ли это срыв. Может, происходящее нереально? Что, если он был один в помещении, и его мозг просто дорисовал людей по памяти, и фрагменты галлюцинации пугали до одури, ведь он ее не контролировал: он не мог заткнуть говорившую с ним женщину, не мог заставить их все уйти немедленносиюжесекунду….

О, Боже, его рот снова шевелится. Что он говорил?

Наверняка что-то «уместное», потому что женщина сжала его руку, прежде чем отойти. Но ему не дали времени перевести дух. Подошедший мужчина протянул руку для пожатия… и Бун удивился, что ему действительно удалось схватить эту ладонь.

Учитывая, что они стояли на расстоянии семи тысяч футов.

Персонажи мультсериала. Все казались ему не просто двухмерными, а скорее нарисованными картинками, нежели сфотографированными, в простой технике и основных цветах, чтобы привлекать детский взгляд. Без запахов, без парфюма или одеколона, а их выбор по части коктейля, вина или сельтерской воды[46]… икры или канапе… сигары или сигареты… все это казалось тихим шепотом посреди концерта, и едва слышны на фоне основного действия.

Бунн взмок под своим костюмом, а воротник и галстук сидели впору на втором этаже, до начала церемонии, сейчас они сдавливали его, как струна в руках убийцы.

Он не мог дышать.

— …да, конечно, — услышал он свой ответ. Потому что этой фразой можно отвечать в любом диалоге с Глимерой.

Ты скучаешь по своему отцу? Да, конечно.

Ты оставишь этот дом? Да, конечно.

Вопрос с завещанием еще не решен? Да, конечно.

Искренность ответа не имела значения. На самом деле, он не мог сказать, с кем разговаривал, и тем более — о чем его спрашивали… и это касалось также его одногруппников, Братьев и других воинов, пришедших, чтобы оказать почтение и попрощаться с ушедшим.

Когда они отошли, он понял, что не вынесет больше ни минуты…

— Бун. Посмотри на меня.

Он моргнул… и, наконец, к нему вернулось зрение. Перед ним стояла Рошель, и она тянула его рукав своей рукой в перчатке, словно пыталась привлечь его внимание.

Сосредоточившись на ней, он сказал:

— Мне нужно выпроводить их из этого дома.

Рошель сняла свои солнечные очки. Ее глаза покраснели от слез, и он был тронут тем фактом, что ее расстроила смерть его отца.

— Пошли со мной, — сказала она. — Тебе нужно передохнуть от этого.

Она схватила его за рукав костюма и потянула сквозь редеющую толпу. Все смотрели им вслед… да, разумеется… из-за связывающей их истории. И будь он в трезвом уме, он бы сказал подруге, чтобы она не компрометировала себя.

Особенно потому, что Рошель завела его в мужскую уборную в фойе.

Они остались наедине.

Рошель закрыла их в отделанном ониксом помещении и заставила его сесть на кожаное сиденье возле мраморной рукомойки. Поставив сумку Longchamp[47] в стороне, она сняла полотенце с монограммами с вешалки и начала обмахивать им его, охлаждая его горящие щеки.

Он смутно отметил, что Рошель не накрасила ресницы, а тени на одном ее глазе размазались.

Ты так добра, подумал он.

— Не хочешь ослабить галстук? — спросила Рошель.

— Это неуместно, — пробормотал он. — Если мы выйдем вместе из ванной, и у меня будет развязан галстук, все решат, что мы занимались сексом.

Черт, это было откровенно.

— Прости, — сказал он. — Я не собирался пошлить.