Кровавая весна 91-го

Саня весело подмигнул и начал азартно работать вилкой, уминая пюре и котлету. Андрей глотнул чай и поморщился.

«Чуть подкрашенная и подслащенная вода с опилками. Неужели для советских детей не могли делать чай лучше? Хотя он и для взрослых был таким. Грузинский чай, продававшийся в магазине, никогда хорошим качеством не отличался».

— Слышь, ты! — чья-то крепкая рука хлопнула Максимова по спине, заставив поперхнуться чаем.

Андрей повернулся. На него с акульей улыбкой смотрел Георгадзе. Чуть подальше презрительно скривил губу Антон Лесин.

— Руку, убери, — Максимов резким движением локтя, сбил наглую пятерню с плеча. — Что за приколы? Совсем офонарел, что ли?

— Не вздумай завтра идти к девчонкам, — буркнул Миша, присаживаясь рядом. Лесин подхватил стул, развернул спинкой вперед и, борзо расставив ноги, уселся около дружка, прожигая Андрея неприязненным взглядом. — Мы им сами с контрольной поможем, без сопляков.

— А то, что? — с искренним любопытством поинтересовался Максимов.

— Голову отобью, — злобно оскалился борцуха.

— Мне начинать бояться? — иронично поднял бровь Андрей.

— Делай, что хочешь, — бросил Георгадзе, — Я тебя предупредил.

— Так, я не поняла, что здесь происходит? Миша, какого хрена? — возмутилась, неожиданно возникшая за плечами парней, Колокольцева. — Я не твоя собственность и могу приглашать к себе, кого захочу.

— Действительно парни, в чем дело? — поддержала подругу, подошедшая следом Аус.

— Мы с вами потом обо всем поговорим, — отвел взгляд Георгадзе. — Это мужские дела.

Максимов глянул на хмурого Лесина, улыбнулся, вспомнив цитату из популярной книги, и добавил:

— Девчонки, хочу вас предупредить. Перед вами два извращенца.

— Что ты триндишь, сука? — покрасневший от ярости грузин встал, с шумом отодвинув стул. Лесин остался сидеть в прежней позиции.

Сидевший напротив Русин напрягся, кинув короткий предупреждающий взгляд на Андрея. Максимов подмигнул товарищу и поднял ладонь, останавливая борцуху:

— Секунду, я сейчас всё объясню. Это вообще-то, не моё утверждение.

— Попробуй, — сквозь зубы процедил грузин.

— Был такой известный психолог Вильгельм Райх. Основатель европейской школы психоанализа и ассистент Зигмунда Фрейда, если это имя тебе о чем-то говорит.

— И что? — криво усмехнулся Георгадзе. — К чему это ты?

— К тому, что по утверждению этого светила психиатрии, твой друг Лесин сидит в классической позе стеснительного онаниста. Тут все просто. Ноги раздвинул широко, потому что хочет явить миру своё достоинство, которое между ног болтается и на «хэ» называется. И это не «хвост». А спинкой стула прикрылся, инстинктивно, из-за стеснительности. Идём дальше. Еврипид, позже Гёте и Мигель Сервантес на полном серьезе утверждали: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Народная поговорка тоже говорит об этом: «два сапога — пара». Так что как ни крути, по утверждению светил психиатрии, ученых, писателей с мировым именем и нашего народа: вы — два стеснительных онаниста, уж извини. Наверно, иногда чтобы разнообразить ощущения, помогаете друг дружке снять напряжение. А, ребятки?

Максимов весело подмигнул, ошеломленному от наглости грузину, сразу вскочившему и с грохотом отодвинувшему стул в сторону Лесину.

— Поэтому и ходите постоянно вместе, чтобы далеко не отпускать от себя любимого.

Девчонки захихикали, Русин откровенно скалился, с новым интересом, рассматривая обалдевших парней.

Грузин дернулся вперед, сгреб спокойного Максимова за грудки:

— Я тебя сейчас порву!

— Георгадзе, немедленно отпусти Воронова, — командный голос директрисы перекрыл гомон столовой.

Миша нехотя разжал ладони.

Максимов повернулся. К ним приближалась нахмуренная Мария Алексеевна с невысокой миловидной брюнеткой, лет сорока.

— Что произошло? — от голоса директора веяло арктическим холодом.

— Ничего, Мария Алексеевна, просто поспорили с товарищем, — бледно усмехнулся Георгадзе.

Директриса требовательно глянула на Максимова.

— Все нормально, Мария Алексеевна, — нагло заверил Андрей. — Миша просто показал некоторые захваты борьбы в рамках полемической дискуссии об особенностях единоборств.

— Да? — судя по интонации директрисы и промелькнувшей явной иронии в глазах, версии Максимова она не поверила.

— Так всё и было, — Миша ожег Андрея ненавидящим взглядом. Лесин и Русин молча кивнули.

— Хорошо, тогда так, Воронов и Русин остаетесь здесь, доедать свои булочки. Лесин и Георгадзе, бегом в другой конец зала. К этому столу не приближаться, драки не устраивать, — с каменным лицом приказала директриса. — И не дай бог, если я узнаю, что вы устроили потасовку. Потом не обижайтесь, всем раздам на орехи.

Под бдительным взглядом Марии Алексеевны мажоры бросая злые взгляды на Максимова, убрались в противоположный угол зала.

— Они не успокоятся, — предупредил Русин, проводив взглядом грузина с дружком.

— Я знаю, — кивнул Максимов.

— Будешь с ним драться?

— Не хотелось бы, — вздохнул Андрей. — Тут дело не в том, что он борец и физически здоровый. Просто потом неприятности будут. Если дать ему по роже, Георгадзе же не угомонится, так ведь?

— Не угомонится, — подтвердил товарищ.