Кроваво-красная машинка

— Держите, — сказал он, — вы ему их и отдайте. А вот это передайте моим… родителям.

Он протянул мне лист бумаги, на котором корявым почерком было нацарапано:

«Признаю, что уступила моего сына Мартина, возраст десять месяцев, мсье и мадам Жак Дювернь за сумму в пять тысяч швейцарских франков. Отныне Мартин будет носить имя Поль Дювернь.

Аннетт Делорм, Женева, сегодня 18 августа 1958 года».

— Этот документ вы и разыскивали в конторе мэтра Сакара?

Поль кивнул. Ну конечно, он замаскировал все под классическое ограбление — утащив немного денег, чековую книжку и банковскую карту, чтобы истинный мотив его появления здесь не так бросался в глаза.

— Вот уже тридцать три года этот подонок шантажирует моих… родителей, — заговорил Поль. — Тридцать три года он доводит их почти до разорения. Мой… отец во всем признался мне еще три месяца назад, потому что ему больше нечем платить.

Чета Дювернь была в отчаянии оттого, что не может иметь детей, подумал я, и они рассказали об этом своему нотариусу. А тот знал в Швейцарии мать-одиночку. У нее можно было купить ребенка, и никто бы ни о чем не узнал.

— Им стыдно было усыновлять дитя, — продолжал Поль все еще срывающимся от гнева голосом. — Они были из среды тупой и благонамеренной. И после всего этого еще боялись открыть мне истину… Они купили меня!

— Но ведь родилась еще и малышка Флоранс, — тут пришла моя очередь возразить. — А стало быть, чета Дювернь не была бесплодной, как полагала сама.

Поль пугающе ухмыльнулся:

— Флоранс в психиатрической больнице. Вот до чего довела нас всех ложь.

Я попытался мысленно последовать за Полем. Зачем он здесь? Теперь он знал всю правду о своем прошлом. В котором не было ничего похожего на детские сказки. Почему он не возвращался домой?

— Сакар больше не может шантажировать ваших… «родителей»?

Оба мы, и он и я, спотыкались на этом слове.

— Нет.

И все-таки Поль был здесь. Светало. Скоро начнут спускаться первые жильцы. Почему Поль все еще оставался здесь?

— Вам пора вернуться домой, — сказал я, положив руку на его левое плечо.

— А не оставите ли вы меня в покое? — ответил Поль.

Его левая рука так и осталась в левом кармане. Но сжимала она не короля с королевой, как я было подумал. Воображение — наука неточная. Я чувствовал, что от меня что-то ускользало, нечто такое, чего я не смог вообразить: то самое, что в этот момент чувствовал Поль. Тоску брошенного, проданного, нелюбимого ребенка? Гнев мальчика, которого предали, которому всю жизнь лгали? Внезапно он вздрогнул всем телом. Кто-то открывал входную решетчатую дверь. Доля секунды — и вот я увидел, услышал, вообразил! Это пришел Сакар; его-то и ожидал здесь Поль. Поль вынул из левого кармана револьвер, ведь он же левша. Так что же чувствовал Поль? Ненависть того, кто решил отомстить!

— Не делайте этого, — шепнул я.

— Не вмешивайтесь вы-то, — процедил сквозь зубы Поль, — лучше поберегитесь. Там еще хватит пуль.

Крепкий, хотя и довольно пожилой мужчина появился во дворе. Поль приготовился, погладил револьвер. Ни о чем не подозревающий Сакар искал ключи. Еще мгновение — и он упадет замертво.

— Малыш Пьер, вас ждет малыш Пьер, — снова прошептал я.

Но меня словно парализовало все это, происходящее у меня на глазах, я стоял как в столбняке перед ненавистью этого человека, приготовившегося стрелять. Вдруг нотариус, должно быть, почувствовал наше присутствие. Он повел глазами в нашу сторону. Голубые глаза, такие голубые. Вот они, фамильные драгоценности! Поль вскинул руку. Тут я завопил:

— Не стреляйте же, ведь это и есть король!

Услышав мой вопль, нотариус кинулся к двери. Поль вне себя от ярости наставил револьвер на меня. Я был почти уверен, что сейчас мне достанется… Но тут Поля отвлек звук поспешных удалявшихся шагов: нотариус удирал.

Я не знаю, и никогда не узнаю, был ли мэтр Сакар и вправду отцом Поля. Но знаю одно — мой крик спас ему жизнь. Однако главное в том, что я хотел спасти жизнь Поля.

Мы возвращались вдвоем, шли рядом, сперва в полном молчании. Потом Поль спросил, как меня зовут.

— Как вы узнали?.. — запоздало удивился он.

Тогда я рассказал ему про альбом с фотографиями, где не хватало снимков младенца. Уже на первых своих фотографиях Поль предстает маленьким мальчиком.

— И они были сделаны в Женеве, — добавил я. — Я уж было подумал, что там вас усыновили и теперь вы занимаетесь поиском корней.

— Целых тридцать четыре года я не знал всей правды! — взорвался Поль. — А вы догадались, увидев несколько фотографий.

— Нет, бессознательно догадывались и вы сами.

Я рассказал ему о рисунке короля и королевы, который он сделал еще ребенком.

— Можете представить эту бедную чету Дюверней королем и королевой? Нет, вы думали о ваших родителях, о настоящих родителях… Но если б ваш сын не сказал мне, что вы увезли с собой шахматных короля и королеву, я бы, наверное, не понял, что именно вы разыскиваете.