Кроваво-красные бисквиты

– Ну и как объяснили власти смерть Глафиры?

– Да тоже сказали, что сама померла, уснула и не проснулась. Потом слухи пошли, что она на себя руки наложила. А дальше – больше, стали люди поговаривать, что Глафира эта и не померла вовсе.

– Это как же? – спросил фон Шпинне.

– Да будто бы опоили ее, она уснула, но так уснула, что все приняли ее за мертвую, вот так и похоронили – живую.

– А девочка эта, как ее там, Светлана, она куда делась после смерти матери?

– Как куда? Муж Глафиры, отец девочки, увез ее…

– Куда увез?

– Не знаю. Он после всех эти смертей дом продал, дело Прудниковых продал, собрался и уехал, а девочку забрал с собой.

– И вы не знаете ни его фамилии, ни имени?

– Ничего не знаю, – мотнула головой хозяйка, – да мне это и не за надобностью, всех-то не упомнишь!

– Хорошо! – прихлопнув ладонью по крышке стола, отчего звякнули стаканы, сказал Фома Фомич. – Теперь, уважаемая, расскажите про Скворчанского, он же, когда приезжал сюда, разговаривал с вами?

– Ну а то как же, разговаривал. Он, я так думаю, именно за этим в Сорокопут и приезжал, чтобы со мной поговорить.

– Ну и чем же он интересовался?

– Понимаете, он меня спрашивал… – хозяйка стала говорить тише, – он спрашивал, не видела ли я Глафиру…

– То есть как? Ведь Глафира умерла двадцать лет назад!

– Это меня тоже удивило. Как же, говорю, Михаил Федорович, как же это возможно? Ведь она давным-давно померла, уже и косточки-то, поди, рассыпались в труху.

– И что вам на это ответил Скворчанский?

– Да что ответил… – хозяйка замолчала потом продолжила: – Я, если честно, даже сомневаться в его душевном здравии начала. Говорит, будто бы приходила к нему Глафира, жива-живехонька… Я у него спрашиваю: может быть, ему это привиделось все? Нет! Говорит, не привиделось, приходила. Вот и стал он якобы после этого думать, а вправду ли Глафира умерла. Может быть, ее живой в гроб положили… Я ему рассказала, что ходили такие слухи, сразу после смерти, но то слухи. Люди такое обычно рассказывают для того, чтобы языком почесать. Хотела его успокоить, случай один рассказала, но, похоже, я на него еще пуще страху нагнала.

– А какую историю вы рассказали? – даже на бесстрастном лице фон Шпинне начало проступать удивление.

– Да там и не история вовсе, а так, случай. Просто умер один человек, ну так решили, что умер, доктор сказал. Похоронили, а потом он домой приходит…

– А как же он из могилы-то выбрался?

– А кто его знает, как-то выбрался!

– И вы этим рассказом хотели успокоить Скворчанского?

– Да! – кивнула Савельева. – А что? Я ведь про то говорила, что он сразу пришел домой, тот мужик, а тут уж двадцать лет прошло, как Глафиру похоронили. Не могла же она все это время в гробу лежать, а потом выбраться. А ежели тогда выбралась, то где все это время была?

После этих слов хозяйки Фома Фомич задумался, потом, продолжая разговор, перевел его на какие-то пустяки. Поговорили еще немного о второстепенном, поблагодарили Савельеву и поднялись к себе в комнату.



Глава 18 Разговор в гостиничном номере

После беседы с хозяйкой Фома Фомич предложил Кочкину подняться в комнату и обсудить услышанное.

– Ну, что скажешь, Меркуша? – спросил фон Шпинне чиновника особых поручений, когда они оказались в своем номере.

– Да что тут скажешь? – почесывая нос, проговорил Кочкин. – Только одно – дело это, как вода весной в Копанке, мутное. Со слов Савельевой, а ей какой смысл врать, городской голова приезжал в Сорокопут только затем, чтобы спросить, не видел ли кто Глафиру.

– Получается, что так. Но не кажется ли тебе, дорогой мой друг, что не все так просто? Может быть, он приезжал сюда за чем-то другим и только вид делал, что интересует его Глафира? Может быть он кого-то другого искал?

– А кого он мог здесь искать?

– Ну ты подумай, кого мог искать Скворчанский в уездном городе Сорокопуте?

– Даже в голову взять не могу… Кого угодно.

– Да нет, он искал здесь дочь Глафиры! Ту самую, которая родилась в браке с нам пока неизвестным офицером из артиллерийского полка. Но может статься, что она и есть дочь Скворчанского. Ведь ходили в Сорокопуте, со слов Савельевой, слухи, что это дочь убежавшего Скворчанского.

– Мне это как-то на ум не пришло, – проговорил Кочкин и тут же спросил: – А зачем Скворчанский искал ее здесь, в Сорокопуте, если дочь, опять со слов нашей хозяйки, увез с собой вдовец Глафиры?

– Ну, это вопрос вопросов, зачем он ее искал здесь?

Начальник сыскной снял пиджак, аккуратно повесил на спинку венского стула, затем разулся и лег на кровать.

– Так думается лучше! – пояснил он не сводившему с него взгляда Кочкину.

– Может быть… – чиновник особых поручений провел рукой по щекам, как бы в сомнении: говорить – не говорить, – может, Глафира жива, и это она отравила бисквиты?