– Должен был говорить речь… – повторил вслед за Кочкиным начальник сыскной, – и, судя по всему, он ее не сказал… Почему?
– Ему вдруг сделалось дурно, и он уехал с кладбища. Сейчас это в городской управе объясняется как предчувствие собственной смерти…
– Предчувствие собственной смерти? – начальник сыскной потер рука об руку и улыбнулся. – Ну, мы ведь не знаем, жив голова или нет. Это, Меркуша, было не предчувствие, причина в другом…
– В чем?
– Похороны Тимирязева у нас состоялись когда?
– Двадцать второго мая.
– На каком кладбище?
– На Крендычевском.
– Похороны были двадцать второго, а двадцать третьего наш уважаемый городской голова был уже в Сорокопуте. Вот что заставило его поехать…
– Не понимаю, что именно – похороны Тимирязева?
– Да нет, не похороны. Просто, будучи на кладбище, он что-то увидел.
– Но что такое он мог там увидеть? – не сдавался в своем непонимании Кочкин.
– А вот это мы сейчас и выясним. Прикажи заложить пролетку, поедем на Крендычевское…
– Да пролетка готова.
– Ну, тогда в путь!
Пока ехали на кладбище, фон Шпинне шутил, но шутки его были несмешные. Он говорил, что какое-то мертвое у них получается дело…
– Что значит мертвое? – спрашивал Кочкин.
– Много времени, потраченного на расследование, мы с тобой провели на кладбище, среди мертвых. Вот что это значит, – весело объяснил Фома Фомич.
– Ну что сделаешь, если оно так получилось!
– Да-да, так получилось, – рассеянно кивнул фон Шпинне.
Полицейская пролетка остановилась у запертых ворот кладбища.
– Замок висит, – сказал Кочкин.
– Этот замок здесь висит всегда…
– Но как мы войдем?
– Ты хотел войти на кладбище через эти ворота?
– Да, а что? – простовато глядя на Фому Фомича, спросил Кочкин.
– Ты как будто не в России родился. Через эти ворота вносят только покойников, тогда их и отпирают, а мы с тобой войдем вон через ту калиточку, – начальник сыскной указал пальцем на неприметную дверцу в каменной ограде.
Калитка, как и ожидалось, была незаперта. Открылась без скрипа, потому что петли густо смазаны колесным дегтем. Кладбище было старым. Почти все его пространство представляло собой небольшую рощицу, засаженную липовыми и тутовыми деревьями, в тени которых и размещались могилы. Неведомо откуда перед сыщиками появился кладбищенский сторож – небольшого роста, уже пребывающий в годах человек. Он снял с головы картуз и, приветливо улыбаясь беззубым ртом, поинтересовался целью визита.
– К нам ведь сюда просто так не ходют, – объяснил он. – Вы никак проведать кого-то пришли или место себе присмотреть?
– Да ты что, дед! – возмущенно воскликнул Кочкин. – Рано нам еще места себе присматривать, мы помирать не собираемся…
– Ну, кабы это от нас зависело, то и жили бы веками… – сторож отвел взгляд в сторону, – а так кто его знает, сколько нам отмерено. Однако хочу заметить, что деревья, из которых сделают наши с вами гробы, уже выросли…
После этих слов неприятный холодок пробежал по спине Кочкина, и он украдкой глянул на фон Шпинне. Но лицо того выражало лишь умеренное любопытство и приветливость. Умел начальник сыскной владеть собой, даже глаза его не выдавали.
– Нет, мы пришли кое-кого проведать, – сказал Фома Фомич сторожу. – И будем вам очень признательны, если вы поможете отыскать нужную могилку…
– А что же это вы пришли проведать и с пустыми руками? – спросил с легкой укоризной сторож, чуть сощурившись, и продолжил, понизив голос: – К покойникам, скажу вам по секрету, с пустыми руками лучше не ходить. Им обязательно что-то принести надо, подношение какое-нибудь, иначе не отвяжутся, они прилипчивые, за вами пойдут, вы с кладбища – и они, вы домой – и они туда же, станут у вас там жить, по ночам двери царапать да лампу задувать или еще какие непотребства делать…
– И что же мы должны принести? – перебил сторожа практическим вопросом Фома Фомич.
– Да хоть что. Например, цветы. Они цветы любят. Я порой, – сторож коснулся пальцем своего большого хрящеватого уха, – слышу, как они их нюхают…
– Ты давно при покойниках-то состоишь? – спросил начальник сыскной.
– Да с детства. Отец мой, Спиридон, царствие ему небесное, тут служил, а до него – дед. Ну а мне куда? Да я и не жалею, что жизнь свою среди могил провел. По молодости, конечно же, кручинился, а теперь – нет, тут спокойно. Правда, не женился я в свое время, боялись девки за меня замуж выходить, из-за кладбища этого, вот и остался как есть бобылем. Кто тут после меня сторожить будет, не знаю!
– Что же это, получается, пресеклась династия? – сочувственно проговорил Фома Фомич.
– Пресеклась! – кивнул сторож. – Ну да ладно, как оно сложилось, так и сложилось, жалеть уж поздно.
– Ты вот говоришь – цветы, а где нам их взять?
– Ну, это проще, чем вы думаете, и стоит всего лишь гривенник…
– Давай тащи!
Сторож ушел, а Кочкин, глядя на Фому Фомича, спросил:
– Ну и стоит ли гривенник тратить? У него тут торговлишка небольшая, вот он и придумывает байки всякие…