Кроваво-красный (СИ)

 В темноте подземелий не было дней, только часы, тянувшиеся непрерывной чередой. Темнота, очень далекий гул голосов и холод, проникавший в камеру и самые нижние уровни подземелий, куда Терис иногда выпускали. Лотта к ней больше не приходила, хотя лихорадка не отпускала еще два дня, вгрызаясь в сознание в последних попытках сломить, но лекаря это нисколько не волновало — свою работу она сделала, и полукровка только изредка слышала ее ворчание, доносившееся издалека. Двое молодых альтмеров, встреченных однажды, одарили обжигающе-презрительными взглядами, но это Терис уже не удивляло. Для всего убежища она позор Братства, а для альтмеров, гордых своим происхождением от алейдов, еще и осквернительница благородной эльфийской крови, только ей это почти все равно. Они чужие, всегда были чужими... Куда больше ее волновало, что о ней сейчас думает Спикер и те, кто остался в Чейдинхолле. Винсент и Альгмара, наверное, все поняли бы и были бы на ее стороне, Корнелий тоже, хотя бы из простого сострадания. Мари... Слишком сложно говорить за человека, который слышит голос Ситиса, но хотелось бы надеяться, что да. А может, то, что она натворила, и правда ужасно, только она так далека от жизни Братства и его веры, что не понимает...

 Когда мысли доходили до Лашанса, хотелось выть, бросаться на стены и снова провалиться в лихорадку. Сначала скелеты, потом зелье, побег Клаудиуса Аркадии, откровенное хамство, теперь — нарушение Догмата. И это за неполных два месяца... Вряд ли он будет сильно расстроен, если только тем, что уронила честь убежища, и без того запятнанную предателями. Сама виновата...

 Терис сжалась на кровати, обхватив колени и путешествуя взглядом по заученным наизусть трещинам стены. Лихорадка прошла, оставив жуткую слабость, которая часто даровала спасительный сон, и сейчас она была близка к этому состоянию. Это не пугало, ей даже отчасти хотелось хоть ненадолго потерять способность думать и ждать, провалиться куда-то в черноту, спокойную и лишенную снов и бреда. Интересно, что будет после смерти — обещанная всем убийцам Пустота или огонь Обливиона, неминуемо ждущий ее как грешницу?.. Интересно, но она предпочла бы узнать об этом позже. И не так, как могла устроить Черная Рука. Правда, шанс не дожить до суда все еще был — еды ей почти не давали, а на одной воде и сухарях, которые иногда украдкой приносил Матье, она не протянет долго. Может, это и к лучшему, но чутье подсказывало ей, что Черная Рука доберется до нее раньше, чем голод.

 Тишина коридоров взорвалась многоголосьем, внезапным, непривычно громким для подземелья, и Терис, начинавшая задремывать, встрепенулась, подняв голову и прислушавшись. Голоса приближались, и, судя по шуму шагов, народа здесь было немало.

 — Ты не имеешь права! — голос Аркуэн срывался на исступленный крик, вонзавшийся в уши ядовитым жалом, — Это мое убежище!

 -Да, дорогая сестра, я в курсе. — знакомый голос был по своему обыкновению спокоен, — Дайте кто-нибудь ключ.

 — Не смейте! Каждого, кто шевельнется, я убью лично!

 — Аркуэн, не заставляй меня взламывать замок. Я сделаю это очень неаккуратно и некрасиво, и кто тебе его будет чинить? Последнего, кто что-то смыслил в ремонте, ты, кажется, казнила...

 — Он...

 — Нарушил Догмат, опозорил Мать Ночи и Ситиса и лично тебя.

 — Рада, что ты помнишь... — голос альтмерки походил на шипение рассерженной кошки.

 — Как тут забудешь. Когда ты приходишь к сестре, а тебе под ноги с потолка падает кусок чьего-то легкого, впечатления остаются очень яркие.

 — Это была печень.

 — Вот как? Видимо, степень разложения сбила меня с толка. Так что насчет ключа?

 Несколько секунд прошли в тишине, после чего что-то громко заскрежетало и лязгнуло, и шаги приблизились.

 — Ты не имеешь права ее забрать, это дело Черной Руки! — голос Аркуэн взорвался злорадством, — Я написала Слушателю...

 — Я как раз из Бравилла. Не очень приятно было узнать все от него, ты могла бы поставить меня в известность первым. — шаги Лашанса прозвучали совсем близко, и Терис сдержала крик, застрявший в горле.

 Долгая пауза обозначила замешательство Аркуэн, зато тишину прорезал голос Лотты; помимо Спикеров в коридоре стояла как минимум половина убежища.

 — Она нарушила Догмат, это дело должно было быть вынесено на совет!

 — Удивительная осведомленность для лекаря, благодарю. Только, как я понял, ее не настигла Ярость Ситиса?

 Повисшее безмолвие отдавало тревогой, возвещая о неясной, тонкой грани, преступать которую было опасно. Безликий гнев пустоты был чем-то реальным, возможным, и лишнее слово могло поставить в опасную близость от кощунства.

 Засов сдвинулся со скрежетом, и распахнувшаяся дверь впустила в комнату поток непривычного света, в котором чернотой обозначалась фигура Спикера.

 — Терис, иди сюда. — позвал он совершенно будничным тоном, как будто бы видел ее не далее как вчера.