Кроваво-красный (СИ)

 Терис поднялась, впившись взглядом в лицо Лашанса. Как всегда непроницаемое, только очень усталое, а в глазах на долю секунды промелькнула лютая ярость, от которой убийце стало не по себе. Стараясь не шататься, она выползла в коридор; слух не обманул ее, и там, столпившись у стен, стояли даже те, кого Терис еще не имела сомнительного счастья видеть — средних лет данмер с лютыми алыми глазами, аргонианка с еще совсем зеленой чешуей и седовласый альтмер, облаченный в робу мага. Матье, стоявший за правым плечом Аркуэн, всем своим видом давал понять, что все происходящее ему неприятно, но долг обязывает присутствовать. Спикер больше на нее не посмотрел, только аккуратно сдвинул себе за спину, где Терис прислонилась к стене, быстро поняв, что долго так не простоит.

 — Она опозорила семью, тебя! — тон нависшей над имперцем Аркуэн растерял уверенность — его сменил напор, которым альтмерка заменяла чуждое для нее убеждение, — Убийца, одетая шлюхой...

 — В наше время встречаются и шлюхи, одетые убийцами. Это, думаю, хуже.

 Желтое лицо исказила судорога, и Терис была уверена, что сейчас Аркуэн, самое меньшее, схватится за нож.

 — Да как ты смеешь...

 — Как ты могла подумать, что я способен так отозваться о своей сестре? — голос Спикера выдал порцию вежливого удивления, — Я отношусь к тебе с огромным уважением, а если ты подумала о том босмере в таверне, то я вовсе тебя не виню: ты выпила лишнего...

 Глаза Аркуэн, обычно небольшие, сейчас были больше, чем у некоторых аргониан, и налились кровью, зато взгляд Лотты выдал живой интерес к упомянутому босмеру и связанным с ним событиям.

 — ВОН!!! Забирай свою чертову полукровку и убирайся! — вопль Аркуэн заставил поморщиться даже Матье, желтая рука взметнулась, указывая на выход.

 — Благодарю, дорогая сестра. — Лашанс через плечо обернулся к убийце, — Идем, Терис, нам здесь не рады.

 Терис не помнила, как оторвалась от стены и пошла следом, едва переставляя ноги. Она не чувствовала ни ставшей привычной головной боли, ни боли в плохо заживающей ране, только многочисленные взгляды, приставшие к спине. Идти, идти вперед и не упасть, выбраться из проклятого убежища, а там уже все равно, что будет, даже если Спикер убьет ее сам.

 Коридор тянулся бесконечно долго; факелы и однообразие испещренных дверями стен растянули дорогу на целую вечность, и только распахнутая дверь с развороченным замком обозначила его конец. Остальные шли следом, Терис слышала их шаги, но не оборачивалась, спиной чувствуя их взгляды, способные убить. Братство было братством в пределах убежища — для чужаков оно оборачивалось стаей голодных волков, готовых наброситься и растерзать за неосторожное слово, поступок или шаг через размытую грань неких норм.

 — Сестра, — через череду коридоров и залов, которые Терис не пыталась разглядеть, рядом из ниоткуда возник Матье. Убийца не сразу поняла, что он заботливо накинул ей на плечи ее плащ и всучил сумку, невозможной тяжестью оттянувшую плечо. Не в силах что-то сказать, она с благодарностью посмотрела и кивнула ему, и бретон ответил сдержанной, но теплой улыбкой.

 — Удачного вам пути, Спикер. — душитель кратко склонил голову и обменялся с имперцем не менее краткими взглядами; в глазах Спикера промелькнуло одобрение, и он кивнул в ответ.

 — Матье, проследи, чтобы Аркуэн не имела доступа к вину, пока не успокоится. Ей это вредно.

 — Это мой долг. — безукоризненно искренне и без излишнего фанатизма ответствовал Матье Белламон и, развернувшись, исчез за поворотом. Спикер продолжил путь, как будто забыв про Терис, и убийца поплелась следом, удерживая себя от того, чтобы держаться за стену. Не падать, не проявлять слабость, пока не покинет убежище, полное чужих глаз и ушей...

 Ночь встретила дождем и шелестом деревьев, родив в душе ощущение, что не было нескольких дней в подземельях, и это все та же ночь, в которую ее нашел Матье. Тот же лес, шумящий вокруг развалин особняка, сырая от дождя трава, только дождь куда холоднее и воздух режет легкие чистотой, от которой она успела отвыкнуть за время заключения. Убийца нетвердой рукой натянула капюшон и пошла, считая шаги и впиваясь взглядом в идущего на шаг впереди Спикера.

 Все-таки пришел, вытащил. Она не виновата, не нарушила Догмат, и суда не будет — Ситис не покарал ее, значит, не было и нарушения. Только что теперь? Простил или нет? Надо хоть что-то сказать, только совсем нет сил, остается только считать шаги, считать...

 Черная фигура развернулась одновременно с тем, как мир вдруг перевернулся, и в лицо снова хлынул дождь, заливая глаза. Спокойствие и усталость убили все эмоции, оставив только непреодолимой силы желание свернуться клубком и заснуть — прямо здесь, на холоде, под дождем.

 Терис почувствовала, как ставшее чужим тело осторожно приподняли и убрали с лица мокрые от дождя пряди волос, и дотронувшаяся до щеки неожиданно теплая рука заставила приоткрыть глаза.

 Темные глаза Лашанса хранили смесь беспокойства и ярости. Не на нее, а на тех, кто остался в убежище — на Аркуэн, Лотту и прочих озверевших от своего фанатизма братьев и сестер.