— Я не собираюсь говорить, что ты не сделала ничего плохого, — ответил он, и во время этих словах я открыла глаза, чтобы посмотреть на него сквозь настоящие розовые очки. — Я не собираюсь говорить, что ты поступила хорошо или даже правильно. Все не так просто. Ты сделала наиболее приемлемое, что могла сделать для нас и нашей семьи. Все остальные в мире могут осуждать тебя, но для нас и нашей семьи это значит все. Спасибо тебе, Кора, за все. — Он поцеловал тыльную сторону моей руки.
Возможно ли было чувствовать вину, не сожалея о том, что ты сделала? Если да, то именно так я себя и чувствовала. Наклонившись к нему, я ничего не сказала, потому что не знала, что сказать. Вместо этого я просто положила голову ему на плечо.
Жизнь была бы намного проще без чувства вины.
ФЕДЕЛЬ
— Вы должны были видеть этих ошеломлённых идиотов, они просто бродили вокруг, как гребаные зомби, и у них было желание выйти туда, вбить в них немного здравого смысла. Их бедные матери, должно быть, сошли с ума. Они все бегают вокруг и кричат:
— Эй, Федель, что говорят боссы об этом новом наркотике и прочем дерьме? Это действительно превращает людей в зомби, как говорит Большой Тони или он снова пускает слухи? — Джулио, мужчина в кресле, хихикнул.
— Да. — я поднял подбородок, чтобы Дино, мой парикмахер, намазал его кремом для бритья. — Это апокалипсис, Джулио, у нас люди едят головы и прочее дерьмо. — В ответ я услышал смешки, даже от Большого Тони. — Нет, но этот Блефин небезопасен и убьет тебя быстрее, чем употребление других наркотиков.
— Что я вам говорил, ребята? Вещи, сделанные в Китае! — Ответил Большой Тони, и даже я хихикнул над этим. — Наверное, нюхает смог, пластик и собачьи кости.
— Ты гребаный расист, Большой Тони, — крикнул кто-то, и он просто отмахнулся от них.
—
— Из-за чего весь этот скулеж, вы, дети? — Крикнул дядя Винни, выходя из туалета, все еще поправляя ремень. Всегда чисто выбритый, в цилиндре, свитере и галстуке, Винсент Бучьери — или дядя Винни, как все его называли, потому что он действительно был похож на того странного старого дядю, которого никто толком не знал на свадьбе, но с которым почему-то все равно разговаривали, — был самым старшим из нас, в следующем месяце ему исполнится восемьдесят семь. — Когда я был в вашем возрасте, мы выгоняли этих ирландских собак из города, а не сражались сами с собой, черт возьми.
— Сколько раз тебе повторять? Дядя Винни, мы больше не воюем с ирландцами, — напомнил ему Большой Тони.
— Мы всегда на войне! — Он ткнул в него тростью в ответ. — Вы, киски, забыли об этом с тех пор, как уподобились им.
Один за другим их взгляды переместились на меня. Ни для кого не было секретом, что я был правой рукой Мелоди Никки Джованни-Каллахан; это было одной из причин, по которой многие из них также приходили сюда, чтобы получить через меня слово, услугу или работу. Они никогда не совершали ошибки, оскорбляя ее в моем присутствии.
— О да, дядя Винни, — сказал я, выпрямляясь в кресле. — Босс хотела, чтобы я поблагодарил тебя и твою жену за бутылку «Массето» 1990 года выпуска.
—
— Она спросила, понравилось ли твоей жене вино «Бароло Ресерво» 1961 года, которое она прислала, — добавил я.
—
Я усмехнулся. В последний раз я возвращался на Боса сразу после четвертого дня рождения Уайатта и Донателлы.
— Федель, сколько еще бесплатных стрижек, пока мне не пришлют пару бесплатных бутылочек? — Спросил меня Большой Тони.
— Когда я вообще получал что-нибудь бесплатно?
Он хмуро посмотрел на ножницы, потом на меня.
— Видите это, друзья мои? Откровенный скупердяй, жалующийся на бесплатные стрижки, когда он может их оплатить.
— Давай не будем отвлекаться. Дядя Винни, когда ты начал раздавать и получать бутылки по тысяче долларов? — Джулио ахнул, как и все присутствующие.