Кровавое приданое

И все же в ту ночь я бы отдала все, чтобы снова стать смертной девушкой, чтобы моя плоть иссыхала столь же быстро, как расцветала до этого моя красота. Мимолетная жизнь казалась мне слаще бесконечной, в которой я вынуждена тащиться за тобой, как собака.

Я ступила в темноту собора, с моих волос капало, а подол юбки оставлял на мраморном полу грязный след. Когда я была еще девочкой, меня учили, что церковь – это обитель Бога. Я заглядывала в каждую крошечную трещину и щелку в потрескавшихся стенах нашей деревенской часовни в поисках Его. Священник сказал мне, что Бог есть во всем: и в хлебе для причастия, и в крике новорожденных младенцев, и даже во мне. Услышав его слова, я почувствовала себя чистой, как свежевыпавший снег. Но я уже очень давно не чувствовала в себе этой чистоты.

Подобно Христу, я познала насилие и мирские грехи, но уйти незапятнанной мне не удалось. Теперь насилие казалось мне святостью. Возможно, я что-то утратила в ту ночь, когда впервые попробовала твоей крови, и на том месте, где раньше обитал Бог, теперь зияла пустота. В ту ночь я сильнее всего надеялась, что это не так. Мне нужно было почувствовать в венах божественную силу. Нужно было почувствовать собственную значимость, которая бы не зависела от твоего, с таким трудом завоеванного, одобрения.

Опустившись на ближайшую скамью для коленопреклонения, я опустила голову и судорожно вздохнула. Я молилась все реже и реже, и слова «Отче наш» слетали с губ неловко. Но я упрямо продолжала, сцепив пальцы так крепко, что побелели костяшки.

– Прошу тебя, Господи, – умоляла я, и мой еле слышный шепот эхом отдавался от сводчатого потолка собора, – укрепи мои силы. Я так устала быть слабой.

Я не знаю, как долго простояла на коленях за бессчетными молитвами. Вокруг, как давний друг, сгустилась тьма, скрывая мои слезы и лицо от парочки других кающихся, проходивших мимо. Пока они зажигали свечи, я молча молилась, довольная своим темным уголком церкви, будто ребенок в объятиях матери.

Все проповеди сравнивали Бога с торжествующим, обжигающим светом, бьющим с востока, изгоняющим демонов и болезни. Но я спрашивала себя, наполняет ли Создатель дня собой и ночи, направляя нас во тьме. Возможно, Он не покинул меня, когда я избрала своим вечным домом ночь. От этой мысли по моему телу пробежала теплая дрожь, и в этот момент я поняла восторг мистиков, которые рыдали, почувствовав присутствие Бога.

– Констанца, – произнес голос позади меня. Я ахнула, прерывая свои раздумья. На мгновение я позабыла, где и кто я.

Но со мной говорил не Бог.

А ты.

Ты стоял позади в своем длинном плаще, держа в руках шляпу. Весь твой вид говорил бы о раскаянии, если бы не выражение твоего лица. Надменное, как и всегда, с явными признаками сдерживаемой ярости, опознавать которую я себя приучила. Твои губы были плотно сжаты, а между бровями залегла морщинка.

– Я искал тебя целый час, – сказал ты настолько спокойно, что у меня все внутри задрожало. Кажется, никогда раньше я не видела тебя таким злым. Я понятия не имела, что ты будешь делать, и была в ужасе.

«Ну и отлично», – хотелось сказать мне. Я хотела выплюнуть эти слова тебе под ноги и увидеть на твоем лице шок. Хотела превратить твою жизнь в череду неурядиц, упираться до конца, когда ты снова захочешь увезти нас из города, пинаться и кричать, когда попытаешься навязать нам комендантский час. Я хотела, чтобы весь собор дрожал от потока моих обвинений в жестокости и властности, которые ты проявлял по отношению ко мне или Магдалене, и заставить тебя ответить за них.

Но вместо этого я выдавила из себя лишь:

– Прости.

Ты молча протянул мне руку. Я поднялась на дрожащие ноги и сделала несколько неуверенных шагов к тебе. Я не представляла, что сейчас произойдет. Ты с одинаковой вероятностью мог поцеловать меня или перерезать мне горло.

И все же я шла к тебе. Медленно и послушно. Шла, вместо того чтобы бежать в другую сторону.

Твоя рука скользнула вверх по моей шее, пальцы запутались в волосах. Медленно сжались в болезненную хватку, и ты запрокинул мою голову, чтобы я смотрела на тебя снизу вверх. Твои глаза были полны тьмы и напрочь лишены жалости.

– Больше никаких побегов, да? – спросил ты шелковым низким голосом.

– Никаких побегов, – прошептала я, и слезы навернулись мне на глаза. Что еще я могла? Я принадлежала тебе. Для меня не было мира вне досягаемости твоего пристального взгляда, не было ни прошлого, ни будущего. Только этот момент, в который ты держал меня, как котенка, за шкирку, пока по моим венам текла твоя кровь.

Ты поцеловал меня. Наказывая, кусая губы, пока у меня почти не осталось воздуха в легких. Сила твоей любви почти заставила меня упасть на колени. Я была не женщиной; я была лишь богомолкой, паломницей, которая наткнулась на твой темный алтарь и была обречена вечно ему поклоняться.

Не знаю, о чем я думала, надеясь, что у меня хватит сил уйти.