Кровавые Ангелы: Омнибус

Я вкладываю столько своей воли в управление куполом против атак кровопускателей и кулаков стен, что едва ощущаю свое тело. И все же я должен идти. Мы не можем здесь оставаться. Я должен достичь библиариума.

— Старший библиарий, — зовет Альбин, — вы меня слышите? — Альбин знает меня лучше всех присутствующих. Точнее, он хорошо знал Калистария, и ему много понадобилось сил, чтобы понять существо, что выросло из могилы его друга. Цель Альбина похвальна, пусть и безнадежна. Но даже и так, бывало, что он действительно мог понять подлинную сущность моего существования. Когда я киваю, он говорит. — Нам надо идти. Вы можете идти и поддерживать щит?

Удары врагов безостановочны. Со временем и силой, они пробьют любой барьер. Призрак очень силен. Я должен сохранять концентрацию на существовании щита. Я говорю сквозь сжатые зубы:

— Едва.

Он кивает.

— Тогда наш ход, брат, — говорит сангвинарный жрец.

Брат. Ко мне редко так обращаются. И не без причины. Калистарий был братом среди других братьев, принятый до той степени, до какой псайкера могут принять Адептус Астартес. Но Калистарий мертв, и когда Альбин говорит «брат», он обращается к тени, к всего-лишь такой же субстанции, как тот ад, в котором мы сражаемся. Калистарий не вернется. Мефистон живет вместо него. Я Кровавый Ангел. Я уничтожу каждого, кто усомнится в моей верности. Но «брат»? Это знак товарищества, что для меня закрыто.

Оставим так. Альбин прав в вопросе стратегии.

— Согласен, — выдавливаю я.

— Показывайте нам дорогу, — говорит он мне.

Я поворачиваюсь туда, откуда мы пришли. Усилия велики. Я отбиваю не только дюжины одновременных физических атак, но и все психическое давление корабля. Развернуть мое тело так же тяжело, как повернуть планету.

Альбин идет впереди меня. Остальной отряд выстраивается клином. Я ослабляю щит. Он становится пористым, но не исчезает полностью. Я могу усилить его в мгновение. Команда продвигается вперед, встретить поток кровопускателей. Столас создает свой щит. Эпистолярий — сильный псайкер. Я видел, как он разрушил линию неприятеля бурей из молний, достойной легенд. Но он не то, что есть я, и хотя мы идем в пространстве, созданным полностью из варпа, наши силы не увеличиваются. Этот корабль — паразит, что пожирает своего носителя. И поэтому щит, поднятый Столасом, задерживает кровопускателей, но не может их остановить. Наше острое жало копье втыкается в пенную волну. Мы с дюжину метров проталкиваемся через толпу демонов, пока их количество снова не возрастает, угрожая поглотить нас. Я снова возвращаю щиту полную силу, давая нам место и время перегруппироваться. Когда Альбин подает мне сигнал, я снова возвращаюсь в физическое состояние, и мы идем вперед.

Так мы продвигаемся. Это единственный способ, мучительно медленная запинка из передвижения и остановок. Тысячи метров проходим мы так. Количество убитых нами растет с каждым шагом, и каждый вырезаный демон, каждое деяние гнева — это еще одна капля психической плазмы в нечестивые двигатели «Помрачения Надежды». И наш путь через корабль станет путем проклятья, если я ошибся насчет того, что найду в библиариуме.

Мы продвигаемся глубоко в сердце корабля. Хранилище архивов, истории и знаний не в шпиле башни, как на «Кровавой Проповеди». Нет, оно ждет нас на нижней палубе, на несколько сотен метров ниже машинариума. Чтобы привести нас сюда, я иду за волнами варпа. Призрак проснулся, и он светится силой. Теперь он не может скрыть черты его сущности, и любой чуть больше чем человек, может прочитать завитушки отпечатков его пальцев. Действуя против нас, «Помрачение Надежды» открывает себя моему взгляду и моему суждению.

Мы доходим до библиариума. Огромные железные двери перекрывают нам вход. Рельеф на ней — аллегория опасности знания. Он провозглашает, что лежит за ним, и отгоняет непосвященных прочь. Мучимые человеческие фигуры в агонии падают перед огромными томами. Демонов нет на картине — ни один имперский корабль не запятнает себя подобным изображением. Вместо этого опасность изображена в виде переплетенных лоз и абстрактных линий, что обхватывают и разрывают фигуры. Опасности, что таились в архивах настоящего библиариума скорее всего будут лишь тенями того, что ждет нас теперь. За дверями лежит сознание корабля. Я чувствую пульсацию его лихорадочных мыслей, бьющихся в стенах. Их ритм совпадал с ритмом барабанов, все еще бьющих и отзывающихся эхом в оскверненных коридорах. Были ли мысли источником демонического марша, или же музыка идет из места темнее, от хозяина сильнее, формируя разум призрака? Ответа на это нет. Мне нужно уничтожить и то, и другое.

Все ли это, чего я желаю? Нет. Не все. Но желание — предательский господин.

— Альбин, — выдавливаю я, щит все еще на полной мощи.

— Старший библиарий?

— Мне будет нужен Столас, — сила этой комнаты может быть огромна. Нам надо будет ударить всеми силами, что у нас есть.

— Мы будем стоять и держаться, — говорит Фенекс

— За Сангвиния и Императора, — добавляет Гамигин.