Кровавые девы

– Только он просил не рассказывать об этом тебе, – добавил Эшер.

Спрашивать отчего, Лидия не стала, однако в ее карих глазах заблестели слезы.

– Пойми, Лидия, он таков, каков есть, и другим стать не может. И лучше нас с тобой, лучше всех понимает, что эта дверь для него закрыта.

– Знаю, – в свою очередь, сказала Лидия. – Однако, по-моему, из всех прочих вампиров, да и из всех живых, он единственный понял… или мог бы понять, что Петронилла Эренберг пошла на все это из-за любви к живому. Что ею двигала вовсе не верность кайзеру, не мечты о неограниченном запасе германских социалистов, связанных по рукам и ногам, или чем там еще кайзер мог бы ее наградить… Симон единственный понял, что помешать ей можно, лишь разорвав нить, связующую ее с мечтой. Развеяв надежду на жизнь с любимым.

Зябко поежившись (холод в катакомбах царил жуткий), она снова взглянула в лицо Исидро.

Эшер задумался. Слышит ли их вампир, погруженный в сон, по его же словам, совсем не похожий на сон живых?

«И на что, интересно знать, надеется ОН?»

– «Уж лучше пусть мертвые умрут окончательно, а жизнь оставят живым». Так он сказал, – помолчав, продолжила Лидия. – Знаешь, это ведь он вызвал сюда фон Брюльсбуттеля, поручив отправить ему телеграмму какой-то несчастной нищенке…

– Поручив… точно так же, как приглашал меня отправиться с ним в Петербург.

«“Они – обольстители, Джейми… Все убийства, совершенные им отныне, падут на твою голову…” Да, крови на мне действительно целое озеро!»

Холод подземелья пробирал до костей, сковывал душу и сердце.

– Решай сам, – прошептала Лидия. – Я подожду наверху.

– А ты не…

– Не волнуйся, дойду. Тут совсем недалеко.

Да, так оно и было. Львиную долю времени отняли поиски потайного склепа. Сколько раз их пришлось начинать заново, вернувшись назад при помощи припасенной бечевки!

Лидия подняла с пола одну из ламп. Упавшая на лицо спящего Исидро тень казалась тенью, призраком легкой улыбки.

– Недалеко… а в темноте больше никто не прячется.

Спустя полчаса Эшер, поднявшись наверх, обнаружил Лидию сидящей на окаймлявшей двор крытой дорожке и греющейся в лучах солнца, будто уличная попрошайка (сходство с маленькой беспризорницей довершали грязная ночная сорочка, рубашка и брюки Исидро и залитый кровью пиджак Эшера). Обхватив острые, тоненькие колени, она глядела сквозь ближайшую арку во двор, где до сих пор дымились две жуткие груды пепла.

«Зачем только я втянул ее в эту затею?»

Дрожа от усталости, дивясь тому, что оба остались живы, Эшер остановился под аркой и прислонился плечом к стене.

«Подвергнуть ее такой опасности… подобному нет и не может быть оправданий. Использовать в деле тех, кого любишь, от нас не требовали даже на Департаментской службе… пусть даже служба и отбивала охоту любить хоть кого-нибудь. “Не можете служить Богу и маммоне”, как сказано в Писании… а если кто и сумеет точно сказать, кому из них служат сотрудники Департамента, станет ли хоть одному из нас легче, радостней жить?»

Бессонные ночи, многие дни без пищи и отдыха… Разбитый, невообразимо уставший, едва державшийся на ногах Эшер понимал: верного решения там, в темноте катакомб, попросту не существовало. Исидро спас жизнь и Лидии, и их ребенка. Лидия, любящая их обоих, зная, кто Исидро таков, вверила выбор ему, заранее смирилась с любым его решением, но ведь смириться – это одно, а что она будет чувствовать, что видеть во сне, о чем плакать, просыпаясь среди глухой ночи? Тех, кто, подобно германцам, не задумывается, каким станет мир после великой битвы, в которой им так хочется победить, на свете и без него, Эшера, хоть отбавляй. Вдобавок Эшер прекрасно помнил бесцветные, безмолвные дни ее скорби по утраченному ребенку и понимал, что иначе быть не могло, но эта пугающая отстраненность от всех и всего вокруг…

«Если она не сможет простить моего решения…»

Что делать, как быть тогда, он себе просто не представлял.

Услышав его шаги, Лидия подняла голову и неуверенно, с дрожью в коленях поднялась на ноги. С детства худая, сейчас она вовсе выглядела практически невесомой: казалось, ее без труда можно поднять одной рукой, будто красную с белым лилию.

«А ведь я мог, вернувшись в Санкт-Петербург, обнаружить, что ее больше нет в живых…»

Врата, из-за которых нет возврата, на свете отнюдь не одни.

– Не смог я, – признался он.

И Лидия, бросившись ему на шею, жарко поцеловав его, разрыдалась от облегчения.

Вернувшись в обитель два дня спустя – спустя двадцать четыре часа после того, как сообщил в Охранное отделение, будто «краем уха слышал» о творящихся там ужасах, и тут же получил от Разумовского официальное распоряжение уничтожить все найденное в лаборатории Тайса при клинике, – Исидро Эшер в катакомбах не нашел. Не тревожил вампир его и во сне – ни явно, ни даже тончайшим намеком, хотя по дороге домой, через Европу, сны ему снились отнюдь не радужные. Останавливались они с Лидией исключительно в городах небольших – в Минске, в Кракове, в Брно: от одной мысли о ночлеге в Праге либо в Варшаве Эшеру становилось не по себе.

Девочка Женя исчезла бесследно, точно провалившись сквозь землю.