Кровавые девы

…и разразилась пронзительным воплем. Еще миг – и двор захлестнула волна вони горелого мяса.

Подхватив Лидию под руку, Эшер потянул ее прочь от вампирши с полковником, а Тексель замер на месте, в изумлении вытаращив глаза. Темная язва на шее Петрониллы, и алый волдырь на ладони, и нанесенная серебряной пулей рана в плече расцвели огненными цветками, как будто весь солнечный свет, неделями, месяцами копившийся в ее теле, в один миг устремился обратно, на волю. Вновь закричав, Петронилла попыталась подняться, сбить пламя ладонями, и на сей раз Тексель, ошеломленный, отпрянул назад.

«Вот и еще один нюанс бытия вампиров из тех, которыми он не удосужился поинтересоваться, увлекшись погоней за их силами», – мелькнуло в голове Эшера.

Вот какова их гибель…

Огонь охватил юбки вампирши – должно быть, под платьем загорелись и ноги, – и Петронилла, упав, поползла, покатилась по кирпичам мостовой. Маслянистый дым, чудовищная вонь горящей плоти… Вот пламя добралось и до сухожилий, но, даже не в силах больше ползти, Петронилла осталась в сознании, и ее вопли переросли в жуткий, нечеловеческий рев, леденящий кровь в венах.

«Быть может, концепция Адского Пекла пришла в голову кому-то из древних при виде сгорающего вампира? Как бы там ни было, надеюсь, те, кого она убила за все эти годы, видят ее сейчас».

Когда вампирша наконец смолкла, Эшер поднял голову и встретился взглядом с Текселем, замершим напротив, по ту сторону груды дотлевающих углей.

Окаменев лицом, германец ткнул стволом револьвера за спину, в сторону монастырских дверей.

– Внутрь, – велел он. – Герр готт, а ведь я принял всего одну дозу этой пакости…

– Да, – негромко, спокойно поддержали его из темноты дверного проема, – прошу вас, Джеймс, госпожа, пожалуйте внутрь. А вот вам, Гуго, на мой взгляд, лучше остаться снаружи и подождать рассвета… бросьте оружие. Бросьте.

Гуго Тексель, дрожа всем телом, направил ствол револьвера Лидии в лоб, однако в следующий же миг револьвер с лязгом упал на кирпичную мостовую, как будто пальцы Текселя разжались сами собой. Эшер немедля наклонился и подобрал оружие. Во тьме за аркой дверей смутно виднелось знакомое бледное лицо, бесцветные волосы, ледяная белизна кожи в прорехах полуистлевших черных одежд… Исидро!

– Так, значит, об этой особенности вампиров она вам не сообщила?

Голос Исидро прозвучал так тихо, что Эшер, вместе с Лидией вошедший в двери и остановившийся рядом, едва расслышал его, но Тексель отчаянно завопил:

– Тейфельшванц![81]

– Полагаю, в том, что этот старый еврей из Кельна имел над ней полную власть, мог призывать ее к себе, мог прогонять… а мог и заставить стоять, не двигаясь с места, когда того пожелает, она не призналась тоже.

Лицо Текселя исказила неописуемая гримаса наподобие гротескной античной маски трагедии. Взмахнув широко разведенными в стороны руками, он сделал было шаг к дверям, но тут же рухнул на колени – совсем как студент по имени Иппо в особняке леди Итон по приказу хозяина.

– Дьявол! Когда взойдет солнце, ты тоже, тоже сгоришь!

Исидро молча, не сводя глаз с коленопреклоненного Текселя посреди двора, скрестил на груди руки – и Эшер вспомнил, что у самого Исидро, дабы вовремя укрыться в темноте подземелий, после рассвета найдется в запасе еще как минимум минут пять. Новоиспеченные «птенцы» так беззащитны…

– Я тоже принял сыворотку! Мне солнце не повредит!..

Исидро не ответил ни словом.

– Блефует, – негромко заметила Лидия. – Не знаю, надолго ли хватит единственной дозы…

– Тогда позаботьтесь записать результат наблюдений, госпожа. И вот о чем осмелюсь просить еще: что бы ни решили вы предпринять с наступлением утра, уничтожьте сыворотку, изготовленную доктором Тайсом. Всю, до последней капли. А бумаги сожгите. Возможно, вам весьма любопытно ознакомиться с его достижениями, однако я крайне не доверяю воле судьбы. Огонь – он гораздо, гораздо надежнее.

– Бога ради, послушайте! Едем со мной, в Германию!

В пронзительном вопле Текселя прорезались нотки страха – панического ужаса в предчувствии неизбежного.

– Кайзер нас примет с распростертыми объятиями! Все, чего ни попросим… все блага мира, который вскоре станет германским…

– Вы полагаете, я делаю все это исключительно ради власти? – по-прежнему ровно, бесстрастно, разве что самую малость повысив голос, откликнулся Исидро. Казалось, он действительно ожидает ответа, а еще крайне изумлен наивностью собственного «птенца». – Неупокоенные живут во мраке сотнями лет, однако дружба меж ними завязывается крайне редко, а вы погубили одну из моих близких подруг. Надеюсь, при встрече вы принесете ей самые искренние извинения.

Переменившийся ветер принес с Финского залива аромат моря. Чайки в светлеющем небе подняли невообразимый гвалт.

– Я же твой! Твой! – завизжал Тексель. – Мы же сроднились душой и разумом! Сгорю – ты тоже сполна испытаешь все мои муки!