Кровавые девы

– Выбор у нас небогат. Встанем здесь, у дверей, и будем надеяться, что Петронилла не расслышит сквозь них наше дыхание. Если она вернется без Текселя, у одного из нас будет шанс. Попробуем проскользнуть мимо нее, в коридор, там разделимся и…

– Возьми.

Из темноты донесся шорох одежды. Обшарив карманы, Лидия сунула Эшеру в руку горсть ассигнаций и полдюжины спичек.

– И попробуем отыскать дона Симона, – твердо сказала она. – Он где-то там и, если способен стоять на ногах, тоже будет искать нас.

– Насколько серьезно он ранен?

Долгая пауза.

– Не знаю, – негромко, растерянно ответила Лидия.

Воцарившаяся в часовне тишина казалась густой, бесконечной, словно ночь после Судного дня, словно вечная пустота мертвого мира, покинутого всеми живыми. Обняв жену, Эшер почувствовал, как дрожит ее тело – от холода, а может, от усталости или от страха.

Запах их крови явственно чуял даже он.

– Юрий? – донесся шепот откуда-то из темноты.

«Проклятье…»

– Соня?

– Что там?

– Тут кто-то есть. Вон, возле двери.

– Кровь…

– Не трожь! – на грубом, простонародном диалекте обитателей петербургских трущоб цыкнула на обоих еще одна девушка и перешла на французский: – Мадам Эшер, это вы?

Кроме этих голосов, во мраке не слышалось ни звука, ни шороха, но Эшер словно кожей чувствовал: проснувшиеся «девы» приближаются к ним.

– Да, Женя, это я, – ответила Лидия.

Голос Жени, вновь перешедшей на русский, прозвучал неожиданно близко:

– Не тронь, Алексей! Прекрати!

Резкий шорох вроде хлопанья крылышек ночной бабочки – и воздух поблизости всколыхнулся, как будто кого-то оттолкнули прочь.

– Почему? – прошелестел над самым ухом Эшера еще голос, мальчишечий. – Мы же избавим их от грехов, как Госпожа избавила от грехов нас, испив нашей крови.

– Да, она так и сказала, – поддержал его еще один мальчишка, и тоже в ужасающей близости. – Так говорила святая Маргарита, Женя! Она мне явилась – во сне, и лицо ее было лицом Госпожи! Они же грешники, и спасти их души можем одни только мы…

– Вранье это! – в отчаянии крикнула Женя, и Эшер, почувствовав прикосновение мертвенно-ледяного плеча к обнаженной руке, едва не выпрыгнул из собственной кожи.

Вновь тихий, почти беззвучный шорох, движение… Одежда собравшихся вокруг резко пахла застарелым потом и карболовым мылом, однако тела их не пахли ничем.

– Испив их крови, мы обречем себя на вечные муки!

– Да нет же, Женя, ты все путаешь, – убежденно, истово возразил Алексей. – Все у тебя навыворот. Преисподняя ждет каждого. Каждого! Кровь обрекает на вечные муки, и кровь спасает от них…

– Кровь спасает от них, – горячо подхватила прежде молчавшая девочка – судя по голосу, заметно младше других.

Внезапно дверь за спиной Эшера с Лидией распахнулась, и в часовню хлынул свет лампы. Едва успев разглядеть совсем рядом, в каких-то двух футах, полукруг бледных лиц и мерцающие глаза вампиров, Эшер подхватил Лидию, бросился с ней за порог и едва не сбил с ног фон Брюльсбуттеля, остановившегося в дверях. Лидия вовремя подхватила оброненную фон Брюльсбуттелем лампу, а Эшер захлопнул дверь, с лязгом задвинул засов и повернул ключ в замке.

Пораженный тем, что тоже успел мельком разглядеть в свете лампы за дверью, потомок знатного немецкого рода остолбенел, но тут же взял себя в руки.

– Она идет сюда, – пролепетал он.

– Помогите Лидии, – велел Эшер (подобное разделение труда казалось ему разумнее: доверять полковнику лампу, пожалуй, не стоило). – Ключ от въездных ворот у вас есть?

– Да. Идемте…

Потянувшись назад, как будто затем, чтоб взять Эшера за рукав, фон Брюльсбуттель повел обоих все тем же, запомнившимся Эшеру коридором к лестнице.

– Эти создания в часовне… кто они? Кто такова она? Прежде я никогда не видел ее при свете солнца… Герр готт, когда мы шли через двор!..

– Эти создания – вампиры, – мрачно ответил Эшер, подсчитывая повороты и двери точно так же, как подсчитывал их, когда Тексель вел его вниз. – И она, разумеется, тоже.

Уж кто-кто, а фон Брюльсбуттель – юнкер, сельский аристократ – должен был вырасти на этих легендах…

– И в данный момент чертовски удачно, – задумчиво добавила Лидия, – пытается занять положение хозяйки Санкт-Петербурга. Кстати, сэр, я – миссис Эшер. Знаешь, Джейми, по-моему, еще ни одному из залетных «птенцов» не приходило в голову обзавестись разом десятью собственными «птенцами». И немедля превзойти числом оба местных гнезда, вместе взятые, даже если Голенищев с князем Даргомыжским не покинут город на лето…

Услышав ее деловитые рассуждения, фон Брюльсбуттель в ужасе вытаращил глаза, замер на месте как вкопанный, и Эшер, свободной рукой ухватив полковника за плечо, поволок его за собой.

– Видите ли, о Неупокоенных нам кое-что известно, – пояснил он. – Мы боремся с ними уже не первый год.

Пожалуй, это звучало несколько удачнее, чем «Мы подружились с вампиром еще в 1907-м».

– Ду Готт альмахтиг…[80]