Если Тайс – не важно, с какой целью – разрабатывал некую сыворотку, позволяющую вампирам разгуливать под открытым небом среди бела дня, остановили его как раз вовремя. Уж не ее ли испытывали на тех двоих, улегшихся спать, даже не позаботившись убедиться, что в их убежищах нет окон? Нет, вздор. Вздор и безрассудство. Но если Тайс перед смертью добился успеха…
Вдруг фон Брюльсбуттель, остановившийся на дне рва за его спиной, обернулся и поднял взгляд.
– Петронилла! – с радостью влюбленного вскричал он.
Из-за двери донесся резкий скрежет ключа в замке. От толчка изнутри дверь перед Эшером распахнулась, и на пороге появился Тексель с револьвером в руке.
– Руки к карманам тянуть даже не думайте, – сказал он.
В лучах солнца его лицо, лицо вампира, засияло мертвенной мраморной белизной; желтые, точно сера, глаза вспыхнули пламенем.
– Внутрь, оба.
На сей раз Эшер разглядел и длину его клыков.
Когда оба они оказались в освещенной лампами передней, гулявшая снаружи дама, Петронилла Эренберг, спустилась по лесенке в ров, вошла внутрь следом за ними и заперла дверь.
Какой-то миг она молча, не мигая глядела в глаза фон Брюльсбуттеля, затем прошептала:
– О, дорогой мой, – и оба, шагнув вперед, заключили друг друга в объятия.
В подземельях имелась погребальная часовня с возвышением у дальней стены. По обе стороны узкого помещения тянулись рядами ниши, где некогда – судя по грудам грязных костей и полуистлевшим черным лохмотьям, валяющимся под нишами, на полу, – покоились тела усопших монахов. От каменных стен явственно веяло тлением даже сейчас, спустя десятки, а то и сотни лет после того, как от последнего трупа остались лишь кости.
Теперь каждая ниша служила спальней юноше или девушке. В оранжевых отсветах керосиновой лампы Текселя их бледные, восковые лица казались обманчиво теплыми. Шагая следом за немцем, Эшер насчитал их целый десяток. Выцветшие обноски, полученные по наследству от старших сестер и братьев; когтистые руки, сложенные на неподвижной груди; клыки, торчащие из полуоткрытых ртов…
На возвышении перед алтарем лежала Лидия в грязной ночной сорочке, черных мужских брюках и, сверх всего этого, в белой, также мужской рубашке из тонкого полотна. Лицо ее на фоне спутанных рыжих волос казалось почти таким же бледным, как лица спящих вокруг, запястья стягивала веревка; раны… нет, ран вроде бы нет.
Оставив без внимания Текселя с револьвером, Эшер бросился к ней со всех ног. Стоило ему преодолеть половину часовни, германец зловеще, отвратительно захихикал, и свет лампы угас, а еще миг спустя за спиной Эшера лязгнула затворенная дверь. Выругавшись, Эшер полез в карман за свечой и спичками, прихваченными у Разумовского, быстрым шагом подошел к возвышению и припал на колено рядом с женой.
– Лидия!
На ощупь тело жены оказалось теплым. Откинув с лица Лидии волосы, Эшер почувствовал щекой ее дыхание и первым делом оглядел запястья и горло. От прикосновения к подбородку Лидия встрепенулась.
– Джейми? Ай! – воскликнула она. – Я головой ударилась…
– С тобой все в порядке?
Лидия рассмеялась – негромко, однако искренне.
– Смотря с чем сравнивать… О дорогой, а вот это как кстати! – добавила она, едва Эшер выудил из другого кармана ее очки. – Теперь мне уж точно лучше, чем было…
Эшер принялся торопливо развязывать узлы шнура, стягивавшего ее руки.
– Тексель ввел мне огромную – лошадиную – дозу веронала и пригрозил дону Симону, что не даст мне ни кислорода, ни наперстянки, а просто оставит умирать, если дон Симон не превратит его в вампира. Похоже, он уже просил об этом мадам Эренберг, но та ему отказала.
– Вполне ее понимаю, – помрачнев, проворчал Эшер. – Этот тип кого угодно продаст за трамвайный билет. И что Исидро? – спросил он, вспомнив, как тот не раз отзывался о сотворении «птенцов». – Забудем даже о том, что оказаться в положении ее «птенца» Текселю наверняка не хотелось бы…
С великой осторожностью сев, Лидия протянула ему связанные запястья.
– Нет, по-моему, дело не в том. Похоже, он, ничего не зная о вампирах, попросту хочет стать таковым, чтоб помочь Фатерланду…[77] и выслужиться перед кайзером. Думает, будто в жизни все как в грошовых романах ужасов, будто вампиры – все равно что живые. Прежде чем убить леди Ирен, они какое-то время держали ее здесь, однако ни с кем из вампиров, кроме мадам Эренберг, он, по всему судя, не обменялся и парой слов. По-моему, никто не предупредил его, что, став вампиром, он, скорее всего, потеряет всякое желание помогать Фатерланду или кому-либо еще…
Освободив руки, Лидия бросилась Эшеру на шею, крепко обняла его и поцеловала, дрожа всем телом под легкой тканью одежды.
– Что с тобою стряслось? – прошептала она. – Симон сказал, что, проснувшись в Берлине, нигде тебя не нашел…
– Меня арестовали в Кельне, перед самым отъездом. Наверное, кто-то сумел опознать. Такое случается. Тем более что из-за новых фортификаций город кишмя кишит агентами внешнеполитической службы.
Отстранившись, Лидия водрузила на нос очки, окинула взглядом его лицо и обритую голову.
– Не понимаю как, но верю тебе на слово. Джейми…