Если верить Евангелию, хватило четырех или пяти человек, чтобы на планете сделалось тесно, и первой жертвой убийства стал родной брат. Согласно тому же источнику, первый ребенок, рожденный смертными родителями, Каин, в приступе ревности – как это сейчас говорится, находясь в состоянии аффекта – напал на другого человека. И не просто напал, но жестоко, злобно, осознанно лишил его жизни. Каинов брат Авель, возможно, даже не успел понять, что произошло.
Едва открыв дверь в мою квартиру, я испытал чувство интуитивного понимания и сочувственной симпатии.
К Каину, так его разэдак.
Квартира моя состоит из одной-единственной большой комнаты в полуподвале деревянного доходного дома столетней давности в Чикаго. Еще в ней имеются встроенная в альков кухня, спальня размером с кузов пикапа, большой, почти постоянно горящий камин, а также ванная, в которой с трудом помещаются раковина, унитаз и душевой поддон. По-настоящему хорошей мебели я себе позволить не могу, только подержанную, зато удобную. Полки уставлены книгами, пол сплошь застлан коврами, а еще повсюду расставлены свечи. Не бог весть что, зато чисто и уютно.
Вернее, так было прежде.
Ковры хаотично сдвинулись, обнажив пятна каменного пола. Одно из кресел опрокинулось на спинку, и никто не позаботился поднять его. На диване недоставало подушек. С одного из выходящих в приямки окон кто-то сорвал занавески, и лучи предзакатного солнца падали на рассыпанные по полу книги: замятые бумажные обложки, распахнутые тома в жестких переплетах… весь порядок, который я более-менее поддерживал в этом едва ли не единственном моем средстве досуга, пошел псу под хвост.
Эпицентр всего этого катаклизма находился, однако, где-то в районе камина. Там валялись различные предметы одежды, две пустые бутылки из-под вина и подозрительно чистая – явно стараниями других обитателей квартиры – тарелка.
Я ошеломленно сделал несколько неуверенных шагов в направлении камина. Мистер, мой здоровенный серый котяра, спрыгнул со своего насиженного места на одной из книжных полок, но, вместо того чтобы по обыкновению попытаться сшибить меня с ног в знак приветствия, он только недовольно дернул хвостом и исчез за дверью.
Я вздохнул, прошел к кухонному алькову и проверил его миски. Обе – и для корма, и для воды – пустовали. Неудивительно, что он выказывал неодобрение.
Некоторая часть пола, отличавшаяся от ковра длиною ворса, поднялась на ноги и сонно побрела ко мне поздороваться. Мыш, мой пес, появился в этом доме маленьким серым пушистым мячиком, запросто умещавшимся в кармане плаща. Теперь, по прошествии года, я иногда жалею, что не сдал тогда плащ в чистку или еще куда. Из пушистого мячика Мыш превратился в пушистую баржу. Породу его по внешности определить трудно, но по крайней мере один из его родителей принадлежал к виду особо косматых мамонтов. В холке Мыш мне по пояс, и ветеринар считает, что он еще не закончил расти. В общем, для моей маленькой квартирки зверья многовато.
Да, и его миски тоже, разумеется, оказались пустыми. Он лизнул меня в руку и потыкался носом, перепачканным чем-то, подозрительно напоминающим соус для спагетти. Потом погонял чуть-чуть миски по линолеуму.
– Черт подери, Мыш, – пробурчал я. – Если он здесь, убью гада.
Мыш согласно засопел носом, – как правило, подаваемые им реплики этим и ограничиваются. Я двинулся к закрытой двери в спальню; он последовал за мной, держась в паре шагов за спиной.
Не успел я взяться за ручку, как дверь отворилась и из спальни вышла ангельской наружности блондинка в одной футболке. Не слишком длинной – футболка ей и пупка не закрывала.
– Ох, – протянула она с сонной улыбкой. – Извините, я и не знала, что здесь есть кто-то еще.
Не выказывая ни малейших признаков смущения, она проскользнула мимо меня в гостиную и принялась рыться в раскиданной перед камином одежде. По тому, с каким томным удовольствием она двигалась, я понял: она явно рассчитывала на то, что я буду смотреть на нее, и совсем не возражала против этого.
В свое время это изрядно смущало меня, побуждая коситься исподтишка, и все такое. Однако, прожив с моим единоутробным братцем-инкубом около года, я попривык к таким вещам, так что теперь не испытывал ничего, кроме раздражения.
– А где Томас? – поинтересовался я, закатив глаза.
– Томми? В душе, наверное, – отозвалась девица, облачаясь в спортивный костюм для пробежек: тренировочные штаны и куртка, дорогие кроссовки. – Сделайте мне одолжение, передайте ему, что…
– Что все это было очень мило, – перебил я ее раздраженным тоном, – что вы навсегда запомните эту встречу, но роман не имеет продолжения, и вы надеетесь, что он найдет себе настоящую подругу, станет президентом или еще чего.
Она уставилась на меня, недоуменно хмурясь:
– Вам необязательно вести себя как ублю… – Глаза ее вдруг округлились. – Ох… Ох! Извините – о боже мой… – Она покраснела и с заговорщицким видом придвинулась ко мне. – Вот не догадалась бы, что он живет с мужчиной. И как вы вдвоем умещаетесь на такой узкой кровати?
Я моргнул.
– Постойте-ка, – пробормотал я.